Эд разворачивает машину, и мы въезжаем на бывшую римскую дорогу. После римлян по ней шли пилигримы, направлявшиеся в Святую землю. Церковь Святого Николая была местом отдыха и восстановления сил. Интересно, думаю я, стояло ли тогда здесь это предприятие с прессом. Возможно, пилигримы втирали масло в свои усталые ноги. Однако мы просто ищем пресс, который превратит мешки наших чёрных оливок в бутылки масла. Два из рекомендованных нам предприятий уже закрыты. На третьем по лестнице спускается женщина и говорит, что мы опоздали, оливки надо было давно собрать, а сегодня луна не та. «Да, — отвечаем мы ей, - знаем». Её муж уже закрыл пресс на зиму. Она отправляет нас на другое предприятие. Но когда мы приезжаем [4]туда, два работника уже моют шлангом оборудование. Слишком поздно. Они отсылают нас на большой пресс возле города.
Пока мы едем, я разглядываю зимние сады. У всех растут бледные с длинным стеблем испанские артишоки (на местном диалекте они называются gobbi — горбуны), капуста, салат радиччио. У многих растёт по нескольку сортов артишоков. До самой зимы я не знала, что бывает так много сортов хурмы. Эти деревья, на голых ветвях которых болтаются лакированные оранжевые фрукты, кажутся набросанными быстрыми ударами кисти в той технике, в какой рисуют японцы.
Мы приехали на большой пресс. Тут все так заняты, что никому нет до нас дела. Мы бродим по территории, наблюдая за процессом, и у нас пропадает всякое желание отдавать сюда на отжим наши драгоценные оливки. Всё выглядит каким-то бездушным. Где большие каменные колеса? Мы не можем быть уверены, что тут не применяют нагрев, а ведь считается, что от этого вкус становится хуже. Мы видим, как входит клиент, как взвешивают его товар. Потом видим, как оливки погружают в большую тачку. Может быть, все оливки и одинаковые и их смешивание не имеет значения, но нам бы хотелось получить удовольствие от масла с той земли, на которой работали мы сами. Мы уезжаем, и остаётся последняя надежда — небольшой пресс возле Кастильон-Фьорентино. Там к двери здания прислонены три огромных каменных колеса, внутри здания штабелями стоят деревянные ящики с оливками. На каждом написано имя владельца. Да, они могут отжать наш урожай. Нам надо приехать завтра.
В полдень становится тепло и ясно. Марко даёт разрешение начать сбор. Луна или не луна, но мы начинаем. Стараемся делать это быстро. Высыпаем свои корзины в бельевую корзину, а по мере её наполнения пересыпаем оливки в мешок. Некоторые падают на землю, но в целом собирать их легко. Хорошо, что нет ветра, иначе пришлось бы расстилать под деревьями сеть. Сияющие чёрные оливки пухлые и твёрдые. Любопытствуя, каковы они на вкус, я надкусываю одну: вкус её оказывается таким же, как у квасцов. Как же кто-то додумался их консервировать? Несомненно, те самые люди, которые впервые набрались храбрости попробовать устрицу. Лигурийцы имели обычай консервировать оливки, подвешивая их в мешках в море: на материке их коптили зимой в очагах; этот способ и я бы попробовала. По ходу работы нам становится жарко, и мы снимаем куртки, потом свитера. Вешаем одежду на деревья. Вдали синеет полоска Тразименского озера. К трём часам мы сняли оливки — все до единой — только с двенадцати деревьев.
Я снова облачаюсь в свитер. Дни тут зимой короткие, солнце уже двинулось к гребню холма. К четырём наши красные пальцы уже не гнутся, и мы бросаем работу, волоком тащим мешок и корзину вниз по террасам, в подвал.
Не в первый раз за то время, что мы живём здесь, всё моё тело болит. Сегодня особенно ноют плечи.
Я долго отмокаю в пенистой ароматной ванне, потом делаю себе массаж. Я предусмотрительно поставила на радиатор масло для тела, чтобы оно согрелось. Мы приехали всего на двадцать дней, каждая минута на счету. Мы заставляем себя отправиться в город, чтобы купить продукты. Через три дня приезжает моя дочь со своим бойфрендом Джессом. Мы запланировали отметить здесь праздники. Мы приезжаем в город как раз вовремя: лавки открываются после сиесты. Странно, уже стемнело, а город возвращается к жизни. Ветер раскачивает светящиеся гирлянды, протянутые через узкие улочки. Возле супермаркета, где мы отовариваемся, стоит ветхое искусственное деревце (единственное в городе), а в магазине выставлены большие корзины с подарочными пакетами продуктов.
В барах продаются всевозможные сладости и в цветных коробках — более лёгкий, итальянский вариант нашего рождественского кекса с цукатами и орехами, panettone — кулич. В нескольких лавках мы увидели самодельные гирлянды — для украшения, а ясли мы видим во всех церквях и во многих окнах. Все говорят: «Мои лучшие пожелания». Никакой суеты. Похоже, не будет ни подарочных упаковок, ни рекламной шумихи, ни безумных метаний, чтобы купить что-нибудь в последнюю минуту.