Под спудом тайны

– Еду я это мимо, – шмыгнул носом слабохарактерный крепостной, – дай, думаю, загляну на полянку, пока не стемнело, сучьев да веток сухих набрать. Слезаю с телеги, подхожу к березе – бумага чистая валяется, чернильница, писчее перо. Поворачиваюсь – Матерь Божья! На траве лежит барин молодой из земского суда! Без всякого движения! Я глаза выпучил, стою, ни жив, ни мертв! Боязно, страсти-то какие! Набираюсь смелости, подхожу, руку-то его беру, а она холодная, что твой лед. Убили бедного! Я бегом к телеге и давай гнать Каурку в усадьбу.

Зацепин, едва дослушав Корнея, забегал с фонарем по прогалине в надежде отыскать следы преступника, прислушиваясь между делом к штаб-лекарю, который, склонившись над трупом, с расстановкой говорил:

– Так, что мы тут имеем?.. Марк Иваныч, опустите фонарь пониже!.. Ага, нет никаких сомнений, Беклемишева убили единственным ударом ножа в сердце. Иных повреждений я не вижу. Судя по всему, трагедия случилась между восемью и девятью часами утра…

– Да что ж за злодей здесь орудует?! – вскричал Зацепин, взмахнув фонарем, отчего по поляне заметались быстрые тени. – Убить 20-летнего парня, которому бы жить да жить!.. И никаких следов убийцы!.. Господи, дай знать, укажи на супостата!

– Хочу сказать, корнет не мучился, умер почти мгновенно, – продолжал Вайнгарт. – Что касается раны: характер ее указывает на то, что, вероятно, был использован тот же нож, что оборвал жизнь француза. Либо очень на него похожий, во что я не особенно верю…

Когда подканцелярист Дьячков в протоколе осмотра поставил точку, Хитрово-Квашнин решил проверить версию ограбления. Она оказалась несостоятельной: перстень, часы с цепочкой и кое-какие деньги оставались при жертве. Потом он знаком попросил секретаря посветить ему, и стал медленно прохаживаться по прогалине, глядя себе под ноги. Иногда останавливался, чтобы тростью убрать сухую ветку или раздвинуть траву. В сажени от убитого он низко склонил голову, а затем опустился на колено.

– Что там, Евстигней Харитоныч? – взволнованно спросил Соколовский.

Штабс-ротмистр выпрямился, держа в руке наполовину выкуренную сигару. Поднеся ее поближе к свету, он прочитал на красивом бумажном колечке:

– «Кабаньяс и Карвахаль»!

Все взгляды устремились на Вельяминова. Зацепин, сверкая глазами, вмиг поднес фонарь к его лицу.

– Что вы воззрились на меня? – нервно отреагировал англоман, защищаясь рукой от света. – Мой окурок, не отрицаю. Но, может быть, его вы просто просмотрели в прошлый раз. И возьмите в толк следующее: в указанное доктором время я завтракал в своей столовой, вы что забыли? Потом ездил в деревню. I just couldn’t be here, меня здесь просто не могло быть!

«Доехать на беговых дрожках до поляны из усадьбы и вернуться обратно можно минут за двадцать, – мелькнуло в голове Хитрово-Квашнина. – Что б добраться до рощи из сельца, а потом из рощи до усадьбы, надо сделать порядочный крюк, тут и получаса не хватит… Был ли на самом деле Вельяминов в сельце?»

Этот вопрос он и задал крестьянину. Тот с уверенностью показал, что утром барин проезжал на дрожках по деревенской улице.

Расследователь задумался, пригладил по своему обыкновению кончики усов и направился с фонарем к полевой дороге. «Зачем ему ехать вслед за Беклемишевым? – продолжал размышлять он. – Зачем убивать?.. Что, парень имел какие-то основания заподозрить его?.. Но дворовые показали, что хозяева вчера поднялись в половине девятого… К смерти француза они не причастны… А вдруг все не так, вдруг англоман водит нас всех за нос?.. Черт!»

Он взгляну на Вельяминова и, подойдя к нему, сухо проговорил:

– Возможно, что мы просмотрели окурок, возможно. Но выглядит он подозрительно свежим.

– Евстигней Харитоныч, клянусь, я ни в чем не повинен! К чему мне убивать?! Ну, возьмите в толк, зачем мне это делать?

– Разберемся, расследование покажет.

Погрузив тело корнета на телегу, все отправились в усадьбу. Обратный путь прошел в молчании. Смерть молодого парня отбила желание вести какие бы то ни было разговоры. По приезде Хитрово-Квашнин позвал к себе в комнату Зацепина.

– Что думаешь, Ардалион Гаврилыч? – спросил он хмуро, раскуривая трубку.

– Жалко корнета! – отозвался поручик. – А что думаю?.. Ясно одно, предполагаемого ненавистника французов сюда не приплетешь.

– Ты о Кручине?.. Согласен, подозревать его в убийстве француза еще можно, но гибель Беклемишева точно не на его совести… У меня вырисовывается такая картина: по пути к Матвеевским корнет решил заглянуть на эту треклятую поляну! Может, кого-то увидел на ней, возможно, надумал еще раз досконально осмотреть место преступления. Так или иначе, все закончилось трагически – кто-то взял и вонзил ему нож в сердце…

– Женщины исключаются?