Под стягом Российской империи

— Неелова, ваше величество, — ответил главный врач. — К нам прибыла из Ясс. У нас в госпитале пять сестёр милосердия, они не жалеют себя.

— Похвально. Их патриотизм отечество и благодарные народы России и Болгарии не забудут.

— Может, ваше величество, вы соизволите побеседовать с одной из них? Вот хотя бы с Нееловой. Позвать?

— Не стоит, пусть перевязывает.

Ни император, ни военный министр, ни главный врач, да и никто не мог знать, что спустя пять месяцев сестра милосердия Неелова умрёт от сыпняка и похоронят её скромно в Беле, в одной могиле с сестрой милосердия Вревской. Той самой баронессой Юлией Петровной, о которой с усмешкой злословили император и великий князь Николай Николаевич...

Его величество государь Александр Николаевич, не прощаясь, направился к экипажу. Семенивший за ним начальник госпиталя что-то пытался ещё сказать. Милютин уловил жалобу на нехватку медикаментов, бинтов, плохое снабжение продовольствием. Император молчал. Адъютант распахнул перед ним дверцу. Достав белоснежный, пахнувший французскими духами носовой платок, Александр брезгливо вытер руки. Милютину стало неловко. Он повернулся к начальнику госпиталя, сказал тихо:

— Я учту вашу жалобу.

Возвращались из Белы в одной карете с императором. Кони бежали резво, экипаж покачивало на мягких рессорах.

— Господи, сколько же мужества у этих женщин, — посочувствовал Милютин. — Перевяжи и напои, раздай лекарства и накорми. Сопроводи транспорт и утешь. Зовут её, к ней тянутся, к сестре милосердия. Я думаю, ваше величество, нам необходимо увеличить финансы на медицину. А ведающему санитарной частью князю Голицыну необходимо указать: госпитали повсеместно в антисанитарном состоянии — нечистоты, грязное бельё, солома в мазанках и под навесом.

— Война не бал, Дмитрий Алексеевич, вам ли объяснять. А русский мужик привык спать на соломе, в курной избе...

Стамбул торжествовал. В мечетях правоверные воздавали хвалу Аллаху, даровавшему победу над гяурами. Аллах един, Аллах вечен!

Стамбул славил мудрость султана. Во дворце великий Абдул-Хамид принимал иностранных дипломатов. Посол Великобритании сэр Лайард, удостоенный высоких султанских милостей, не скрывал удовольствия. Теперь; когда Сулейман-паша заставил русских очистить Забалканье и вскорости отбросит их за Дунай, великие державы подтолкнут Россию принять условия капитуляции или мира, а Лондон принудит хитрого канцлера Горчакова отказаться от своего меморандума и на российских верфях прекратят строить военный Черноморский флот.

Кабинет Биконсфилда через министра иностранных дел Великобритании лорда Дерби уже дал понять российскому послу в Лондоне Петру Шувалову о реакции, какая последует за поражением России в войне с Оттоманской Портой.

Сулейман-паша в гневе. Высшее военное управление и тайный совет при султане не посчитались с его, Сулеймана, мнением. Ему навязали тактический план, противоречащий здравому рассудку: лобовым ударом овладеть Шипкинским перевалом. Но те, кто издал такой приказ, далеки от военного искусства.

У Сулеймана-паши, чья армия насчитывала семьдесят пять отборных таборов, пять эскадронов, полторы тысячи черкесов и множество башибузуков, был иной план. После того как в Дунайской армии отказались от плана генерала Гурко двигаться с Передовым отрядом на Адрианополь, Сулейман-паша намерился идти на соединение с Мехмет-Али-пашой и, нанеся удар по левому флангу Балканского отряда генерала Радецкого, разрезать Дунайскую армию и уничтожить её по частям.

— Шипка — сердце Балкан, — сказал Сулейман-паша, — но, чтобы овладеть им, не обязательно мостить дорогу телами моих воинов. Надеяться на лёгкий успех наступления на Шипку — значит, обманывать себя.

Однако, как ни возмущался Сулейман-паша, нарушить указание верховного командования и высшего тайного военного совета не посмел.

Хотя Александр Второй лично присутствовал при неудачной попытке третьего штурма Плевны, он ещё раз пожелал посетить место боя. Императора сопровождали главнокомандующий, начальник штаба, румынский князь Карл и генерал Ботов. Дорогой Александр спросил:

— Как же допустили Шефкет-пашу в Плевну? Ведь он привёл в помощь Осман-паше пятнадцать Таборов! Он не только прорвался, но ещё и потрепал полки, пытавшиеся не пропустить его в город! — Царь посмотрел на Зотова: — Небось Осман-паша встретил Шефкета как героя. Не так ли, генерал?

— Естественно, ваше величество.

— Это нам урок, ваше величество, — перебил Зотова великий князь Николай Николаевич.

— Смотрите, как бы Сулейман-паша не прорвался к Шипке, Осман-паша этого и ждёт.

Натянув повод, император остановил коня и, подняв к глазам подзорную трубу, зорко вглядывался в позиции неприятеля. Милютин понимал: царь, имевший неплохую военную подготовку, ставший ещё в молодые годы генералом, уже разобрался в сложности ситуации, в каковой оказалась российская армия под Плевной.

Не отрываясь от подзорной трубы, царь обронил:

— А Осман-паша время попусту не теряет. Разрушенные укрепления восстановил и новые строит.