Под свист пуль [litres]

— А разве я собирал совещание? Вам что, делать нечего? — Он помолчал и тем же резким тоном добавил: — Всем по местам! Занимайтесь своим делом — охраной государственной границы! Кто потребуется, вызову. Со мной остаются командир и начальник штаба.

Все заторопились к выходу. Через минуту палатка опустела. Ермаш тяжело опустился в кресло у трибуны и жестом предложил присесть на скамейку напротив стоящих навытяжку Агейченкова и Еркова. Взгляд его оставался по-прежнему тревожно-печальным, а лицо каким-то скорбно-задумчивым. У Николая Ивановича снова екнуло сердце. Он слишком хорошо знал своего командующего. Что-то определенно случилось! И довольно серьезное…

Генерал просверлил их взглядом и сказал:

— Ну что, дорогие полковники, достукались? Люди гибнут у вас среди бела дня на хоженых и перехоженных дорожках. Так дело не пойдет!

Ответить на такой упрек было нечего. Да командующий, по-видимому, и не ждал от них ответа. Он сказал то, что лежало у него на сердце. Ситуация была предельно ясна. И известна генералу во всех нелестных подробностях. Кто бы другой докладывал ему о случившемся, он мог как-то смягчить краски. Но только не Улагай. Он резал, как сам не раз повторял, правду матку в глаза и картину рисовал в самых язвительных тонах.

Генерал отвернулся и долгим-долгим взглядом уставился в окно. Пауза затянулась, что энергичный, скорый в действиях Ермаш, как было известно Агейченкову, не любил.

— Разрешите доложить, товарищ генерал? — не выдержав, нарушил наконец мучительное молчание Ерков слегка осипшим от волнения голосом.

— А что вы можете сказать мне нового, уважаемый Семен Яковлевич? — усмехнулся Ермаш одними губами. — Обо всем случившемся в отряде изложено в вашем же подробном донесении. Я читал его. Да и Роман Трофимович кое-что добавил как очевидец.

— Но в моем донесении нет наших последних выводов, — упрямо возразил Ерков. Если ему больно наступали на хвост, он всегда шел напролом.

Генерал покосился на него одобрительно. Он любил напористых людей.

— Ну и каковы же они, эти ваши аналитические выводы?

Он слушал начштаба, не перебивая. Только попросил подробнее объяснить схему предварительной саперной проверки коммуникаций. Ерков и ее сумел включить в свой доклад.

— Неплохо придумано, — хмыкнул Ермаш, выслушав начштаба до конца. — Надо попробовать распространить ваш опыт. Напишите нам подробную докладную по этому поводу.

Он отпустил Еркова. Они с Агейченковым остались вдвоем. И тут Николай Иванович наконец осмелился. Они все-таки давно знали друг друга. Вместе воевали в первую чеченскую…

— Вас что-то гнетет, я вижу, товарищ генерал-лейтенант, — осторожно сказал он.

— И в чем же это выражается? — тихо спросил Ермаш, и его сухие губы снова пронзила горькая усмешка.

— Ну, как вам сказать… Обычно вы совсем другой. А сегодня какой-то…

Он не закончил… Ермаш перебил его:

— Да, Николай Иванович, наблюдательности у вас не отберешь. Вы правы: случилось… Вам, как старому соратнику, могу сказать. Да вы все равно узнаете. Позавчера вечером в бою с боевиками в районе Хасавьюрта погиб мой сын…

Глава 5

Ермаш проснулся от внезапно загрохотавшего пушечного выстрела. За ним последовал второй, третий… Сергей Яковлевич по звуку сразу определил, что стреляют стопятидесятидвухмиллиметровые гаубицы. Их позиции он видел днем как раз за полуразрушенной мечетью, стоявшей посреди могильника, непосредственно за лагерем пограничников. Как ему сказали, культовое здание с покосившимся полумесяцем на шпиле было не из древних, построено недавно, когда тут, в горной Чечне, хозяйничали боевики, и освящено самим Масхадовым. Походило на легенду, но могло быть и чистейшей правдой. Нынешний, скрывающийся где-то от правосудия президент Ичкерии, по словам людей из его окружения, старался показать себя сторонником ислама, придерживался, как он сам не раз заявлял, заповедей Корана и любил самолично проводить ритуалы, вроде освящения культовых зданий, а ведь был полковником Советской армии.

Насчитав восемьдесят гаубичных выстрелов, Ермаш сбился со счета и подумал: по кому же они так дико палят? И почему не доложили ему о том, что затевается? Ведь не стреляет же артиллерия ради собственного удовольствия по пустому месту!

Было еще совсем темно. Даже окно импровизированной спальни командира не различалось, хотя Сергей Яковлевич точно знал, где оно расположено. Он безошибочно ориентировался в незнакомой обстановке, в любом пространстве. Несмотря на возражение Ермаша, Агейченков уступил ему свою палатку на ночь и ушел спать в блиндаж к инженеру, где было свободное место.

Генерал зажег стоящий на столе мощный фонарь и поглядел на часы. Было далеко за полночь. Сняв с полевого телефона, стоявшего рядом с кроватью на тумбочке, трубку, Ермаш спросил у оперативного, по какому случаю идет пальба.

— Так это же наша десантно-штурмовая маневренная группа, находящаяся в горах, обнаружила скопление боевиков и передала их координаты артиллеристам! — воскликнул тот. — Те и открыли огонь на поражение! Живем-то мы в ритме взрыва!

— Почему же мне ничего не доложили? — нахмурился Ермаш.