Под свист пуль [litres]

— Так ДШМГ еще третьего дня ушла в дальний полк, товарищ генерал-лейтенант! — уловив его недовольство, торопливо сообщил дежурный. — До вашего приезда! Вы уж извините, если что не так! Передали, что происшествий никаких не произошло. Все идет по плану.

Сергей Яковлевич положил трубку на аппарат, потушил фонарь и повернулся на другой бок, намереваясь снова заснуть. С утра предстояло много дел. Уж раз попал в этот отряд, стоящий в горах, надо было хотя бы осмотреть, как идут фортификационные работы в комендатурах, строительство жилья на заставах. Тем более что погоду на ближайшие два дня обещают хорошую и он тут не застрянет надолго. Однако сон как рукой сняло. И Ермаша снова обступили горестные мысли, не покидавшие его с того самого момента, как он узнал о гибели Володьки. Ум отказывался воспринимать случившуюся трагедию. Просто не хотелось верить, что это — все! Оборвалась славная династия пограничников Ермашей, охранявшая рубежи России более ста лет. Еще его прадед, тоже, кстати, Сергей Яковлевич, служил ротмистром в пограничном корпусе и заслужил Георгия за храбрость в боях на Кавказе. После гибели ротмистра Ермаша в одной из схваток с чеченцами, его сменил сын, начавший с вольноопределяющегося и ставший уже после революции во главе одной из первых комендатур в Средней Азии. Прадеду пришлось воевать с басмачами на Памире, устанавливая там советскую власть. Дослужив до комкора, он уже в почтенном возрасте передал свое дело сыну, руководившему в том же округе разведкой. Дед был мужик отчаянный. И когда начались события на Хасане и потом на Халхин-Голе, попросился туда. Комбриг Ермаш, тоже, как ни странно, Сергей Яковлевич: у них в семье стало традицией называть первенца именем деда, — сложил голову уже на Буге в первые дни Великой Отечественной. Но его эстафету подхватил сын, только что закончивший Бабушкинское военное училище. Сын долго служил в Забайкалье, рвался на фронт. Однако сумел попасть туда лишь к концу войны, когда стали восстанавливать границу с Польшей и Германией.

Ермаш хорошо помнил отца — такого же высоченного, подтянутого полковника, каким его наследник стал позднее. Он был в семье поздним ребенком. Батя получил уже генеральское звание, а сын еще под стол пешком ходил. Зато с самого раннего детства он для себя решил, что станет непременно пограничником. Такое же решение принял и Володя, его сын. Несмотря на отчаянное сопротивление матери, он поступил-таки в погранучилище и закончил его с отличием; был заместителем, начальником заставы, командиром ДШМГ. И вот теперь все… Володьки больше нет. Кончился род Ермашей!.. Нинка не в счет. Она только пока носит отцовскую фамилию, а вот выйдет замуж и станет какой-нибудь Финтифлюшкиной.

Нет, дочь для Ермаша не была чужой. Как можно не любить собственную руку или ногу? Ведь они свои же! Но она очень походила на свою взбалмошную мать и своей экстравагантностью немножко отталкивала его от себя, хотя он и прощал ей многие фигли-мигли. Особенно разозлило его решение дочери поступить на психологический факультет университета, а не на юридический, как он настаивал, считая, что следователь — профессия родственная пограничной и они с Ниной могут быть ближе, лучше поймут друг друга. К тому же у них есть свои прокуратуры, военные, где дочь сможет работать. Но что поделаешь со взбалмошной девчонкой? Тем более после смерти матери, погибшей в автокатастрофе, Нина совсем от рук отбилась, стала почему-то заниматься таэквондо. А когда он ей сказал, что восточные единоборства — совсем не женское занятие: лучше уж спортивной гимнастикой или теннисом заниматься, по крайней мере, красиво, дочь дерзко ответила: «Что ты, папуля, понимаешь в современных отношениях полов?.. А если какой-нибудь нахал мне под юбку полезет без разрешения, я что, не должна дать ему отпора!» Вот и спорь с ней, убеждай такую вертихвостку. Нет уж, если ломоть от краюхи отхватил, он и есть отрезанный…

Ермаш задремал, когда окно в палатке начало уже светлеть, а до рассвета оставалось не больше часа. И привиделся ему странный сон. Будто он, как и полтора года назад, готовит Аргунскую операцию. Причем в точности копируя все те давние действия, как в зеркале. Даже испуг, охвативший тогда его в определенный момент, повторился с новой силой.

Дело в том, что наступление готовилось в страшной тайне. О нем знал лишь узкий круг особо доверенных лиц. Боевики в горной Чечне не должны были догадываться, что их господству приходит конец. Внезапность была главным козырем пограничников, способным обеспечить быстрый и бескровный успех.

Однако нашелся кто-то из штабников, причем явно с большими погонами, который чуть не провалил операцию. Установить его так пока и не удалось (журналисты не любят выдавать свои источники информации). Из каких уж побуждений, неизвестно, может, меркантильных, а не исключено, и просто из бахвальства (вот, мол, какой я осведомленный человек) кто-то сообщил кому-то из телекомментаторов о предстоящем наступлении в горной Ичкерии.