Под тенью феникса

Некоторые из них особенно близко приняли к сердцу смерть боевых товарищей, да и остальные вряд ли горели желанием так быстро надевать ещё толком не просохший от пота камуфляж, набивать магазины патронами и отправляться на далеко не простой штурм. С учётом молодых бойцов, которыми я покрою нехватку постоянного состава, в отряде набиралось десять человек, из которых опыт ближнего боя был всего у троих, включая меня.

Рассказывать бойцам об истинной подоплеке операции я не стал. Думать о чём-то отдалённом и масштабном сейчас им было совсем не полезно – все мысли и силы необходимо было сосредоточить в конкретном месте и в конкретное, не такое уж и отдалённое, время. Объяснение, гласившее, что жители комплекса являются последней существенной угрозой в нашем районе, и прижать их необходимо строго в данный момент, пока наши силы равны, оказалось вполне достаточным.

Итак, исключая ещё не восстановившуюся после контузии Миру, у нас было ровно двадцать человек – по десять в каждом отряде, включая атаманов. В таком ровном счёте невольно ощущалось что-то знаковое, устойчивое и правильное.

Ночь встретила нас тёплой погодой. Грузовик ехал достаточно медленно, что на ровной грунтовой дороге ощущалось едва ли не как мягкий полёт в ночной тишине. Заходящая луна зловещим красным пятном зависла над самым горизонтом. Сверху и снизу луну обтекали два длинных облака таким образом, что вся эта композиция здорово напоминала демонический глаз, взирающий на нас из-под зловеще изогнутой брови. Кто знает, на чью смерть он так жаждал посмотреть сегодня ночью? Я не озвучивал своих поэтических размышлений, чтобы понапрасну не беспокоить своих бойцов – народ тёмный, суеверный, на чепуху падкий. Впрочем, вскоре они сами начали говорить что-то о злых глазах и тыкать пальцами в небо, и эти разговоры я решительно пресёк, заявив, что к тому времени, как мы доберёмся до места, луна уже десять раз успеет сесть. Так и случилось, битва со зловредными силами провидения была выиграна.

Оставив машину на повороте, мы двинулись растянутой колонной вдоль разросшейся за долгие годы самобытного существования до чудовищных размеров лесополосы, а затем, пройдя около километра, повернули вслед за ответвлением полосы направо. Заброшенные поля заросли мелким кустарником до такой степени, что в них без особых проблем можно было бы спрятать хоть целый полк, но мы держались более легкопроходимой полосы деревьев. Вскоре буйство природы вокруг стало заметно угасать, и, свернув в сторону от деревьев, мы подошли к площадке, засыпанной мелким гравием. Снег на открытом месте почти весь уже стаял, но в своей толще гравийная подушка была еще смёрзшейся, а значит, шороху при ходьбе будет создавать намного меньше. В

центре этой площадки размером в добрых три гектара и находилась наша цель.

Это было достаточно высокое сооружение ангарного типа, находившееся в центре комплекса непонятного назначения. Очевидно, стройка едва успела начаться, прежде чем продолжать её стало незачем и некому. Всё, что успели возвести шестнадцать лет назад – ангар и несколько небольших боксов – было обнесено бетонным забором трёхметровой высоты с двух сторон. На оставшихся двух участках новые хозяева комплекса возвели забор уже значительно позже из того, что подвернулось под руку: южная стена представляла собой кладку из шлакоблока, восточная – вовсе была тремя длинными фурами с полуприцепами-фургонами, причём все зазоры под и между машинами были заложены кирпичом и шлакоблоком. За пределами забора в большом количестве находились разные автомобили, в основном небольшие грузовики, транспортные фургоны и легковые машины. Возникало забавное ощущение, что все они съехались сюда к какому-то главному автомобильному начальнику, расположившемуся в ангаре, и, в ожидании аудиенции, свободно расположились на примыкающих территориях.

Сразу становилось ясно, что укрывшиеся в комплексе бандюки в своё время срочным образом от кого-то защищались, и позже то ли не нашли в достаточном количестве стройматериалов, то ли просто решили неморочить себе голову, и оставили свой фурозабор в исходном виде.

Симон и Вуйко ушли в разведку, а мы остались ждать у межи гравийной площадки. Некоторое время, в порядке развлечения, мы пытались догадаться, кто и с какой целью строил этот непонятный комплекс, но потом сошлись на том, что в былые времена в России было вообще много непонятных строек, и тема заглохла сама собой. Трое бойцов Томми закурили, и я невзначай поинтересовался у него, не имеет ли табакокурение в отряде какого-то практического смысла, коль скоро молодой атаман так тщательно продумывал и регламентировал все мелочи походной жизни.

На что Томми спросил, читал ли я записки Че Гевара о партизанской войне. Я не читал.«Напрасно.

Тогда бы ты узнал, что курево для партизана – одна из важнейших вещей. В первую очередь благодаря тому, что помогает забивать голод, отгонять гнус и в целом снимать стресс», – заявил

Томми тоном опытного вояки и, не сдержавшись, тихо заржал, когда моё лицо скрутилось в гримасу глубокой задумчивости.