Так я начала углубленно изучать роль подростков в северо-итальянском движении Сопротивления, параллельно исследуя роль посыльной Эвтерпы Флавиани. Мне еще предстоит узнать много нового о ней, и я уверена, что у меня все получится.
Я преуспела еще много в чем: каждый вечер пятницы провожу на работе в Брешии, в баре Лары и Роберто, приезжаю туда на своем стареньком сером «Гольфе», который мне достался от Кая; привожу в порядок дом бабушки и дедушки, к которому я не лучшим образом относилась в те месяцы, что жила в нем. Думаю, из двухэтажного дома получатся две прекрасные квартиры. Ремонтом занимаюсь сама под руководством строителей, которых я наняла здесь, в Брешии, разбиваю руки, устаю, но мне это в радость.
Мне немного совестно, что такой тяжелый труд я воспринимаю как отдушину, когда для строителей это способ заработать на хлеб, но я уверена, что они не считают свое занятие прекрасным времяпрепровождением. В первые дни они косо на меня смотрели, и я догадывалась, о чем они думали: что она здесь забыла? Почему не дает нам спокойно работать? Она, наверное, из тех городских снобов, которые хвастаются в парикмахерской, что забили гвоздь.
Потом они привыкли. Больше не смотрят на меня так. Сетуют друг другу на то, как неуклюже и неловко я работаю, но всё исправляют, и я пробую заново. Знают, что их начальник относится ко мне снисходительно. Я работаю с ними не для того, чтобы хвастаться в парикмахерской. Я тружусь, чтобы дать рукам работу, от которой отказывалась всю жизнь, и ради Эвтерпы.
Она состарилась здесь в одиночестве, ожидая Нери и Лоренцо. Я хочу, чтобы в усыпальницу вернулась жизнь. Кто-то другой будет счастливо жить в районе Карриоле.
Даже если рабочие возненавидят меня — ничего страшного. Я больше не чувствую вины за каждую мелочь.
— Переедешь жить к нам в район? — спросила меня Лара спустя несколько недель, как я случайно встретила их с Анжелой и Лукой у Старого собора. Мы впервые увиделись с того дня. И она, и Лука писали сообщения, звонили, искали меня дома в Брешии и в Вероне. Я не хотела их видеть. Сообщения читать не стала. Непростительная глупость с моей стороны. Прочитай я их, все прояснилось бы скорее и удалось бы избежать боли… а признаюсь, мне было больно. Больно из-за открывшейся правды или того, что я сочла правдой, которую от меня скрыли, больно из-за того, что не заметила звоночков, больно, потому что я боялась, что потеряла всех сразу — Лару, Луку, Анжелу и, возможно, даже Роберто.
— Пока не знаю.
— Ты большая молодец.
Мы посмотрели на фасад дома бабушки и дедушки, затем она придвинулась ко мне чуть ближе.
— Чечилия, я…
— Не будем об этом. Живите как живете и простите меня за то, что вмешалась. В жизнь Луки, я имею в виду. Я думала, что мне посчастливилось встретить человека, который… который… впрочем, неважно. Тебе стоило рассказать мне. «Парень, о котором ты говоришь, — отец Анжелы, мы помолвлены». Разве сложно было? Почему ты не сказала? Ты мазохистка?
Лара посмотрела мне в глаза и взяла мои руки в свои.
— Чечилия, но… За последние несколько недель я написала тебе полсотни сообщений, неужели ты их не прочла? Ты права, мне стоило рассказать тебе, что Лука — папа Анжелы, но мы с ним не помолвлены!
— Как это?
— Вот так, просто не помолвлены!
Я застыла, будто статуя или колонна Нового собора. Но в душе я отплясывала.
— Так вы не помолвлены?
— Нет. Больше нет. Мы едва знали друг друга, когда я поняла, что беременна Анжелой, и через полгода после ее рождения все изменилось, отношения у нас не сложились. Какое-то время мы пытались все наладить. В мае приехала ты, мы к тому моменту почти приняли окончательное решение. Не требовалось ни перерывов, ни пылких воссоединений. Нам обоим не хватило смелости сказать вслух о происходящем, поэтому мы молчали. Я знаю, мы были неправы. Но уверяю тебя, между нами ничего нет.
Мне нужно присесть. Я потащила Лару к пластиковым стульям, стоявшим под окнами.
— Что же теперь делать? — я обращалась к себе, а не к Ларе.
— Теперь возьми телефон, прочитай сообщения и…
— Мне позвонить ему? Я имею в виду, как только отойду от этой неприятной истории.
Лара глубоко вздохнула.
— Думаю, так будет правильно.
Я посмотрела на нее сверху вниз. Мои очки запотели, я их сорвала. И вдруг решила, что не буду их больше носить. Мне они не нужны. Я положила их в карман куртки и уставилась на мыски своих коричневых винтажных туфель, единственных, которые я сохранила. Из винтажного остались они и кожаная куртка. Настало время попрощаться с прошлым и войти в будущее в новой одежде.
— Знаешь, я не стану этого делать.
Я смотрела, как она нервно сучила ногами по пыли.
— Чего не станешь делать?
Еще несколько недель назад я бы испугалась, что получу пощечину, если не стану прислушиваться к советам. Серьезно. Я многого боялась, а теперь думала, что, возможно, собравшись позвонить Луке, я просто хватаюсь за первого мужчину, который полюбил меня за все это время. Мне было страшно, что никто больше не полюбит меня.
Неужели мне действительно нужно бояться, чтобы любить кого-то?