Итак, Босния (полностью преобразованная Босния) должна быть разделена. Вновь победила сила, а не право. В этом нет ничего нового: смотри
Раньше общество просто не хотело ничего знать – часто можно было услышать, что, дескать, война в Боснии очень сложная, и трудно понять, какая из сторон «правая»; теперь всё больше людей понимает, что произошло. Люди также начали осознавать, что война – то есть сербская и хорватская агрессия – могла быть остановлена в любой момент за последние три года точно таким же образом и с тем же минимальным применением силы со стороны НАТО (щадя солдат на местах, а также гражданских лиц), как это наконец произошло в августе и сентябре этого года. Но европейцы не стремились прекратить конфликт (и Министерство иностранных дел Великобритании, и Кэ д’Орсе традиционно занимают просербскую позицию), тогда как американцы, единственная крупная держава, признававшая, что правота на стороне боснийцев, не спешили вмешаться. Теперь, когда война прекратилась или, по крайней мере, кажется, что прекратилась, обстоятельства вдруг перестали выглядеть столь запутанными. Появилась возможность окинуть взглядом прошлое.
Вопрос, который мне часто задают по возвращении из Сараева: почему другие известные писатели не совершают поездок в Боснию. За этим кроется и более общий вопрос об общественном безразличии в близлежащих богатых европейских странах (прежде всего в Италии и Германии) к ужасающему историческому преступлению, которое нельзя назвать иначе как геноцид – четвертый геноцид европейского меньшинства, совершенный в этом столетии. Но в отличие от геноцида армян во время Первой мировой войны и евреев и цыган в конце 1930-х – начале 1940-х годов, геноцид боснийского народа разворачивался под прицелом телекамер. Никто не может сослаться на незнание о зверствах, которые имели место в Боснии после начала войны в апреле 1992 года. Сански Мост, Ступни До, Омарска и другие концлагеря и пыточные застенки (помещения для «ремесленных» убийств, в отличие от промышленного массового убийства в нацистских лагерях), мученичество Восточного Мостара, Сараева и Горажде, изнасилование военными десятков тысяч женщин по всей территории оккупированной сербами Боснии, убийство по меньшей мере восьми тысяч мужчин и мальчиков после сдачи Сребреницы – это лишь часть страшной книги бесчинств. И никто не может не осознавать, что боснийское дело – это дело Европы, демократии и общества, состоящего из граждан, а не членов племени. Почему эти злодеяния, почему вопрос о защите общечеловеческих ценностей не вызвали более бурную реакцию? Почему высокие интеллектуалы не сплотились, чтобы осудить геноцид боснийцев и встать на защиту их прав?