Под Варды синими сводами (СИ)

Фингону нравилось наблюдать за выражением лица Майтимо в те моменты, когда тот позволял ему одерживать верх в их сражениях. Сначала Фингон двигался медленно и плавно, не сводя глаз с любимого лица, ловя каждый вздох Маэдроса, заглядывая в его расширенные зелено-серые глаза. А потом, навалившись всем телом, тесно прижимаясь, страстно и долго целовал его рот, обнимая за шею, запуская пальцы в медно-рыжие волосы Майтимо, сжимая до синяков его плечи и двигаясь все быстрее, все жестче. Он терял себя от исступления и сводил с ума своего любимого, повергая того в состояние близкое к беспамятству.

За это короткое счастье в Эндоре они должны были платить высокую цену. Все, что было построено за эти четыреста пятьдесят лет долгого мира, рушилось у них на глазах.

— Верховный Король нолдор, Финдекано Астальдо, — повторял Маэдрос, обнимая возлюбленного. Тот нахмурился, размыкая объятия.

— Я отправил Эриен и Фани в Нароград к Артаресто. Хитлум стал опасным местом, — с горечью говорил Фингон, — а с тех пор, как не стало отца, все там начало приходить в негодность. И потом, ты помнишь, ведь когда мы узнали, что атар… Лалвэн — ее нашли бездыханной в ее комнате.

Маэдрос недоуменно смотрел на него. Его кузен продолжал:

— Она сама это сделала. Я сразу понял. Они с отцом… Понимаешь? — он с силой сжал плечи Майтимо.

— Финьо, — начал сдавленным голосом Маэдрос, — обещай мне, что, если я… В общем, если завтра окажется, что… Обещай, что будешь править нашим народом, — он пристально смотрел в глаза Нолдарана.

Тот, качая головой, проговорил:

— Нельо, я обещаю, что буду ждать тебя там, в палатах Намо. Я дождусь, мельдо*… — и он сжал ладонями лицо феаноринга, прильнув губами к его рту.

Отстранившись после длительного поцелуя, Маэдрос схватил кузена за плечо и, рывком развернув спиной к себе, впечатал его тело в ворс шкуры, придавливая собой, горячо зашептал ему в ухо:

— Не говори так, слышишь? Ты — мой! Никто не вправе отнять тебя… — он не мог быть нежным сейчас с Фингоном. Хотелось утвердить свою власть над этим прекрасным телом, показав ему силу охватывавших его чувств.

Завтра будет завтра. Они оба знают, что завтра будет пиршество смерти, и ее запах будет витать над полем, настойчиво проникая в ноздри и выворачивая внутренности. А сейчас, этой ночью, для него есть только Финьо.

Орофер вглядывался в осунувшееся лицо сына. Ему показалось, что за эти несколько дней его юный йонн* возмужал больше, чем за последние несколько десятилетий. Он подошел к стоящему перед ним прямо отпрыску, обнял за плечи, вздохнул:

— Что ж, Лис, нужно хорошенько выспаться этой ночью, раз враг позволяет нам эту роскошь, — он похлопал сына по плечу. Лис молчал, опустив голову, его губы сжались.

Взгляд Орофера блуждал по скудной внутренней обстановке сыновнего шатра. Вдруг он заметил два одинаковых сабельных меча, лежавшие рядом с матрасом.

— Клинки голодрим? Дай мне взглянуть, — попросил он, указывая на мечи.

Тэран-Дуиль взял мечи с их места и подал Ороферу.

— Это хорошие мечи, йоннин*, — рассматривая со всех сторон один из мечей, сказал Лорд Орофер, — А теперь ложись, отдыхай.

— Доброй ночи, адарнин*, — тихо вымолвил Лис.

Орофер покинул его шатер и Тэран-Дуиль опустился на жесткий походный матрас. На сердце у него была тяжесть. Зачем это все: война, битвы, погони, сокровища и ценности, если он не может быть рядом с Мирионэль? Если даже не может повидать ее сейчас, зная, что она так близко от него впервые за долгое время. Завтра с рассветом он будет убивать, и будут убивать его. Страх, и тот стал для него привычным, притупился. Это семнадцать лет назад, когда он впервые увидел вблизи живого орка с огромным тесаком в лапах, который летел на него, визжа и хлюпая, у него мороз шел по коже от страха, а сейчас он знал — нужно просто пойти туда утром и убить их. Убивать столько сколько сможет, и просто выполнять свою задачу, следовать плану атаки, удерживать позицию…

Тэран-Дуиль незаметно для себя погружался в мучительную дремоту, что была на границе между сном и явью. Он лежал на неудобной походной лежанке, закрыв глаза, и завтрашний день представлялся ему невероятно далеким, а нежные прикосновения чьей-то руки к его волосам, которые он чувствовал, наоборот — близкими и реальными. Лис приоткрыл веки и увидел склонившееся перед ним лицо, наполовину скрытое капюшоном светло-серого теплого плаща. Ему казалось, что он не выберется из паутины навалившейся дремоты. Он протянул руку, чтобы дотронуться до призрака в плаще и с замиранием сердца почувствовал, как подрагивают пальцы, державшие в своем плену его ладонь.

— Ты не спишь? — услышал он и широко открыл глаза.

Мирионэль склонялась над ним, присев на край его лежанки.

— Ты? Я звал тебя в госанна и ты пришла… — он не верил тому, что видел.