Под Варды синими сводами (СИ)

Будучи гостем крепости нолдор, Тэран-Дуиль ни слова не сказал о том, что услышал в Менегроте от Саэроса, а, вернувшись в пограничный форпост и застав там Белега, он спросил:

— Это правда, ты, Таур Элу и Маблунг добыли сильмарил? Расскажи мне, на что он похож?

— Сильмарил добыл адан из рода Беора, даэр аранель Лютиэн, — отвечал ему Белег, — Это просто блестящая стекляшка, Лис. Поверь, есть на свете вещи намного чудеснее, чем блистающий ярким светом булыжник, — он ласково улыбнулся, — А как твои успехи в высоком наречии?

— Я учу его, а Мирионэль проверяет меня, когда мы видимся. Знаешь, я бы хотел когда-нибудь, когда мы с ней поженимся, подарить ей сильмарил. Белег, ты не представляешь, какая она… Она достойна самых ценных сокровищ — мечтательно говорил своему наставнику Лис. На что Куталион задумчиво отвечал:

— Я поверю тебе на слово…

Неожиданно из Химринга было получено известие о начале активной подготовки к наступлению на Ангбанд. Орофер, Белег Куталион и Амдир возглавили свои отряды, общим числом около пяти тысяч бойцов и присоединились к Восточной Армии, названной так же Союзом Маэдроса. В состав Восточной Армии входили: нолдор Химринга и Амон-Эреб, возглавляемые сыновьями Феанора, истерлинги Бора, вастаки Ульфанга и гномы Синих Гор под командованием их короля Азагхала.

В середине лета Восточная Армия соединилась под стенами Химринга, чтобы проследовать на равнину Анфауглит и слиться с Западной Армией, ведомой Фингоном.

Карантир позволил Мирионэль поехать с ними лишь с тем условием, что она не будет сражаться, он надеялся еще, что в случае его гибели о Мирионэль позаботятся оставшиеся в живых его братья. Оставлять ее одну в крепости, когда все они будут так далеко, было не менее рискованно, чем везти вместе с собой через все лишения и многочисленные опасности к стенам Тангородрима.

Подойдя к по-зимнему холодной и даже посреди лета покрытой снегом, смешанным с пеплом, равнине, воинство Маэдроса расположилось на ночлег. Предстоящая битва обещала быть страшной и смертельной для многих. Обстановка в лагере союзных войск была напряженной. Гнетущее впечатление усиливала и поистине устрашающая тишина, которой их встретила Анфауглит. От такой всепоглощающей тишины мороз шел по коже и бросало в дрожь сильнее, чем от любых криков. Молчание природы, всего и вся, знаменовало собой ожидание начала битвы.

====== Вкус бессчетных слез ======

Комментарий к Вкус бессчетных слез Hantale, atto (кв.) – Спасибо, папа

Vanimeldo (кв.) – прекрасный возлюбленный

Meldo (кв.) – любимый

Ionn (синд.) – сын

Ionnin (синд.) – сын мой

Adarnin (синд.) – отец мой

Главу “Вкус бессчетных слез” кто-то, возможно, уже читал, т.к. она была опубликована отдельным одноименным фиком.

Тут есть небольшие дополнения и изменения по сравнению с той версией, но смысл тот же, так что читайте следующую.

Как мог, Орофер старался оградить сына от возможной встречи с бывшим владыкой Таргелиона и его дочерью во время пути в сторону Химринга, а потом и на Анфауглит. Хоть их воинства и следовали все время в одном направлении, войско голодрим на несколько десятков лиг опережало их объединенный отряд. Орофер не спешил. Если он был обязан по заключенному с Маэдросом соглашению предоставить своих воинов для войны с Морготом, это еще не обязывало его передать кому-то из князей нолдор командование его отрядом. Кроме того, он и его эльдар будучи в арьергарде воинства, вели за собой обозы с необходимым продовольствием и вещами, которые Дориат подготовил и предоставил по условиям соглашения.

Лис уныло ехал, замыкая вместе с Саэлоном колонну воинов, и когда Орофер подъехал к ним, сказал отцу, что вступит в сражение в рядах отряда Белега, который всегда отчаянно бросался в самую гущу битвы, не жалея ни себя, ни своих бойцов. Это геройство насторожило Орофера, но он не стал возражать сыну. Поздним вечером, накануне первого дня сражения, он пришел в маленький шатер Тэран-Дуиля, думая о том, что уже завтра его Лис в первых рядах конного авангарда Куталиона бросится в бой.

Вечером, перед первым днем решающей битвы, в лагере братьев феанорингов было тихо. Тишина была непривычная, гнетущая, давящая на сознание своей всеобъемлющей полнотой. Слух Карантира напрасно пытался уловить в этой тишине металлический скрежет чьих-нибудь доспехов, скрип веток деревьев или хотя бы шелест ночного ветра.

Зато сейчас он мог слышать свое дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох — едва слышное и такое привычное. Он вспомнил, как ночами, лежа рядом с Халет, прислушивался к ее дыханию, к дыханию их обоих, и ему казалось невероятным, что когда-нибудь должен наступить момент, и дыхание Халет прервется. Он не мог представить, как это — жить, а Халет не будет лежать рядом и тихо дышать.