Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис

Ричардсон вскочил с кровати, чувствуя, как по лбу стекает холодный пот. Щёки были мокрыми от слёз, отчего Эрику захотелось удариться о стену головой. Он так давно не просыпался ночью от кошмаров, вызванных воспоминаниями о детстве. Ричардсон пытался огородить себя от той боли, которую пережил в юном возрасте, пытался всё забыть, очистить память – не выходило. Эрик обливал полки с воспоминаниями алкоголем и поджигал их огоньком сигарет, пытался разрушить свои чувства наркотиками. И он забывался, терялся во Вселенной и вместе с тем терял самого себя.

Но в последнее время что-то крупно поменялось, потому что Эрик уже который день, которую неделю вновь погружался в пучины своего больного сознания. Впрочем, Ричардсон знал, что повлияло на его жизнь. Но об этом вообще не хотелось думать. Во всяком случае, не на трезвую голову.

Мужчина вышел из спальни, стараясь не разбудить сладко спящую Анджелль. Но в последний момент Эрик обернулся, внимательно посмотрев на свою жену. Её кудрявые золотистые волосы были в беспорядке раскиданы по подушке, мышцы лица чуть дёргались от неспокойного сна. Ричардсон уже и забыл, когда видел женщину выспавшейся и счастливой по-настоящему. Он прекрасно знал, что виноват в этом, потому что всегда был слишком плохим мужем для такой слишком хорошей жены, слишком прекрасной, слишком умной. Эрик знал, что об Анджелль мечтают многие мужчины, но не один из них не заслуживает даже её всегда такой дружелюбной и мягкой улыбки. Эта светлая женщина была достойна всего самого светлого и лучшего, но Ричардсон не мог дать ей даже своей грязной любви. Хотя, наверное, его любовь – это самое жуткое наказание.

Эрик встряхнул головой, чувствуя, как длинные волосы мягко ударили по лицу, и, наконец, вышел из спальни, быстрой походкой направляясь в свой кабинет. Он всегда прятался в этой комнате, когда не мог справиться с самим собой, чтобы не срываться на своих близких. Внутри всё ещё неприятно кололо после сна, поэтому хотелось отвлечься. Ричардсон залез на подоконник, схватив со стола бутылку дорого коньяка.

За окном – сплошная темнота. Даже не видно звёзд. Эрик невольно хмыкнул, сделав небольшой глоток обжигающего напитка прямо с бутылки. Если Анджелль узнает, что Ричардсон уже нетрезв, то наверняка устало покачает головой и тяжело вздохнёт. Раньше она пыталась бороться с Эриком и его тараканами, а потом сдалась. Оба знали, что мужчина и не без того понимает, что убивает себя. Эрик делал это осознано, что всегда пугало женщину ещё больше.

Более того, Ричардсон знал, что Анджелль боялась мужа.

Честно говоря, Эрик и сам боялся себя и тех мыслей, что иногда посещали голову. Он знал, что давно начал терять свой рассудок, что не всегда мог контролировать свои действия и слова, поддаваясь на провокации той темноты, которая родилась вместе с ним в тогда ещё совсем маленьком сердечке. Кажется, Эрик и вовсе появился на свет, чтобы разрушать. Иногда он пытался бороться с этим, когда находил причину жить, но быстро сдавался, потому что уже не мог вынести на слабых плечах весь неподъёмный груз, где-то глубоко в душе признавая, что нуждается в помощи, но не желая ни от кого её принимать. Иногда в голову на цыпочках, желая остаться незамеченными, чтобы не быть изъятыми, закрадывались мысли, от которых Эрик тщательно, но бесполезно старался огородиться. Он время от времени вспоминал преданный взгляд разноцветных глаз. Забавно, но Эрик даже помнил, что правый глаз был мягкого карего оттенка, похожий на блестящий каштановый плод, какие он, будучи ещё мальчишкой, собирал осенью под ногами для разных поделок. Левый был цвета травы в середине осени, когда все вокруг уже окрашивается в золотистые и багряные цвета, когда мир преображается и становится похожим на волшебную сказку. Эрик до ужаса любил осень, но также ему нравилось, как это время года отражалось в глазах Йоханесса.

Ричардсон сделал большой глоток коньяка, пытаясь утопить в алкоголе странные чувства, которые с каждым глотком поднимались все выше и выше, хватаясь за старые раны на сердце, создавая новые, более глубокие. Он закрыл руками лицо, пытаясь спрятаться от самого себя в темноте, но каждый раз видел перед глазами образ, который ненавидел до дрожи в коленях. Эрик помнил эти ощущения, помнил тепло в груди, но если раньше, много лет назад, оно грело, то теперь сжигало внутренности.

Телефон, стоящий на лакированном рабочем столе из красного дерева, зазвонил, словно человек на том конце провода предчувствовал ночную бессонницу Ричардсона. Эрик медленно поднял трубку дрожащими руками.

– Здравствуй, Рикки, – пропел весёлый женский голосок.

– Я просил не называть меня так, Цинния, – раздражённо фыркнул Ричардсон. А чей ещё звонок он мог ожидать в такое позднее время? Конечно, только глупой бесноватой подружки, для которой ночь и день были перевёрнуты вверх тормашками.

– Не будь занудой, caro3, – хихикнула женщина. – У нас для тебя небольшой, но крайне необычный сюрприз, крестный папочка. Уверена, что ты оценишь.