Под водой в Антарктике

Все началась с того, что у Грузова при каждом вдохе вместе с воздухом в загубник стала поступать вода, вначале понемногу, а затем все больше. Не ожидая, какой еще сюрприз ему преподнесет спуск, Женя подал сигнал выхода и стал подниматься. Где-то на глубине 30 м, поправляя шлем, он задел рукой мундштучную коробку, и та отвалилась. То, что причина аварии была установлена тут же, под водой, нисколько не облегчило подъем наверх. Быстрый подъем со значительной глубины, даже если он делается не в порядке аварийного всплытия, а в целях тренировки и водолаз морально подготовлен к этому, связан с большим риском. Главное — нужно очень точно производить дозированный выдох в зависимости от изменения давления, придерживаясь при этом определенной скорости подъема — не быстрее пузырей выдыхаемого воздуха. Вначале это не представляет труда, поскольку желание сделать вдох можно успешно побороть — воздух, находящийся в легких под давлением, позволяет продлить задержку дыхания. С уменьшением глубины воздух в легких расширяется, а чтобы задержка дыхания не привела к разрыву легочной ткани, его следует медленно выдыхать. Если же на глубине сделать полный выдох, не всегда хватает выдержки подняться на поверхность не вдохнув.

С начала экспедиции у нас не было никаких неприятностей с аппаратурой. Мы стали пренебрегать осмотром снаряжения перед каждым погружением и теперь получили первое напоминание о том, что при спусках под воду снаряжение должно быть абсолютно исправным, иначе возможны различные ЧП. Так называемая рабочая проверка снаряжения перед спуском — это не прихоть составителей водолазных правил и инструкций, а результат обобщения многолетнего опыта подводных работ. Во время внешнего осмотра снаряжения водолаз убеждается в надежности крепления баллонов аппарата в кассете, герметичности соединений, в целости шлангов вдоха и выдоха, в том, что сжатого воздуха достаточно.

Мелкие неприятности начинают нас преследовать почти при каждом спуске: то рвутся костюмы, то один из нас оставляет на дне рамку для подсчета животных и не находит ее при следующем погружении, то теряется скребок. Наконец, случается самое худшее для меня — ломается единственный бокс для подводной съемки.

При очередном погружении я встречаю удивительно красивую рыбу светло-коричневого цвета с фиолетовыми полосами по бокам. Она медленно плывет, принимая весьма эффектные позы. Следуя за пей, я спускаюсь от основания айсберга еще ниже, до глубины 40 м. При фотографировании я настолько привык к взаимосвязи между вспышкой и стуком затвора, что сразу же останавливаюсь, когда лампы не срабатывают. Нажимаю несколько раз на спуск: аппарат исправен, но лампы мертвы. Наружный осмотр ничего не дает. Размышлять на такой глубине трудно, и я выхожу на поверхность.

Пушкин снимает с бокса крышку и выливает на лед немного воды. Возможно, бокс был плохо закрыт перед спуском, и в результате протек. Тут же, не отходя от лунки, я проверяю его на герметичность — накачиваю сжатым воздухом и опускаю в воду. Многочисленные пузыри появляются в мосте стыка днища и стенок — шов лопнул по сварке. Вечером разобранная камера красуется на стеллаже в балке, а я обдумываю создавшуюся ситуацию, поскольку подводное фотографирование для меня основная работа в экспедиции.

В мастерских на станции я выясняю, что заварить корпус нельзя: все необходимое для сварки дюраля находится в Мирном. Через неделю мы все должны быть в Мирном к моменту прихода туда «Оби». Грузов предлагает Пушкину и мне вылететь ближайшим самолетом, с тем чтобы отремонтировать камеру, а также обследовать отдаленные острова в районе станции. Если окажется целесообразным, то создать базовый лагерь и закончить часть работ, начатых в прошлую экспедицию. Женя же и Валентин остаются здесь и проведут еще работы в ряде точек побережья: необходимо выявить закономерность в распределении животных в зависимости от особенностей местного рельефа и характера накопления снега на льду.