Под волной [авторская]

Курашев вводил в строй Барышева, все полеты — днем в простых и днем в сложных, простые ночью и ночные в сложных, — все, что должен знать и уметь пилот истребителя-перехватчика, — с ним проводил Курашев. И Барышев уже знал его жестковатую манеру пилотирования. В этом был весь Курашев. Его истребитель не пошатнется, выполняя фигуру. И Барышев не то чтобы рад — он не умел просто вот так радоваться, — а удовлетворен, что ли, обнаружив в этом свое сходство с Курашевым. И ему было хорошо услышать последние слова Курашева — понял, чем они продиктованы: Курашев тоже увидел их сходство. Еще в первом вывозном полете, когда они вдвоем на спарке шли по шестому маршруту, самому дальнему и трудному, с многими изменениями курса, скорости и высоты, он подумал: у майора твердая рука. Тогда, на подходе к дому, низкая облачность закрыла полосу, и только небольшое окно оставалось впереди, но и оно затягивалось уже тягучей, зернистой какой-то пеленой. Курашев ухнул машину прямо в это окно — точно в яблочко попал, и открылся впереди и далеко черный лоскуток аэродрома. Он вышел к полосе настолько точно, что с земли его не поправили и не довернули ни на метр. Сегодня Барышев точно так же посадил истребитель. Ему хорошо было слушать Курашева еще и потому, что он не старался сделать так, не подражал никому, не стремился угодить в точку — просто он так летал и так знал машину и себя.

Она приехала на Север, к суровому, недоброму океану давно, почти девчонкой, разыскивать старшего брата.

И трамваи, битком набитые людьми, искря дугами по проводам, вечно влажным от испарений, ползли по рельсам вдоль шоссе, уходя вдаль и теряясь в светящейся мгле этого удивительно красивого в своем существе района города. Но когда они свернули на тихую боковую улочку, где ходили рейсовый автобус и маршрутное такси, то оказалось, что они сумели пройти так, что Аська даже туфелек не испачкала.

— Да, не здешний, — сказал Кулик.

— И это…

— Курашев? — спросил генерал.

Да, она была не моложе их, и знала хорошо Светлана, что Олег неспроста часто оказывался или рядом, или так, чтобы можно было ему видеть ее.

— Никак нет, товарищ полковник. С детства. Да разве это получается? Чепуха какая-то…

Нелька не ответила сразу. И Ольга, чтобы скрыть смущение, чувствуя, как у нее горят уши, потянулась к другому листу, где была нарисована со спины, с закинутыми на затылок руками перед окном.

Словно услышав его мысли, маршал сказал:

Рыболовный траулер «Алмаз» попал в десятибалльный шторм, и долгие часы, проведенные в борьбе со стихией, сроднили его экипаж, людей, которых раньше «ничто не связывало… каждого надо было воспринимать в отдельности».

Несомненное достоинство романа в том, что в нем созданы характеры подлинно советских людей, художник ищет и находит в своих героях, в сложном мире их исканий, раздумий, стремлений прежде всего то, что закономерно порождено в них советской действительностью, нашим временем, всей атмосферой жизни 60-х годов. Речь идет отнюдь не о внешних «приметах времени», не о том, например, что в романе упоминается имя Юрия Гагарина. Весь строй чувств персонажей романа, их жизненные позиции и принципы таковы, что в них отражен полувековой опыт существования Советского государства. Героев романа, при всем их многообразии, объединяет одно — стремление жить по самым высоким нравственным критериям, быть всегда и везде предельно честными, до конца требовательными к себе, всегда жить «на полном дыхании», с полной отдачей. И это — во всем. В труде своем, которому они преданы до конца, до последнего дыхания, и который стал для них в полной мере и смыслом и счастьем жизни, и величайшим долгом перед государством, товарищами, перед самим собой.

Это высота нравственных, общественных мерок проявляется и в личных взаимоотношениях героев, в частности, в любви, где для них нетерпима всякая фальшь, недосказанность, лицемерие.

Еще в колонии Павел Халов наряду с рисованием пытался писать стихи. Эти опыты продолжались и в последующие годы. А в 1957 году вышла его первая поэтическая книжка — «На окраине». А потом были другие сборники — «Если я промолчу» (1959), «Три огонька» (1960), «На краю Азии» (1964). Последний сборник его стихов — своеобразный итог его поэтического творчества — «Бессмертник» вышел в Хабаровске в 1967 году.

Настойчиво и целеустремленно готовит себя к самым трудным испытаниям военный летчик Барышев. Прослужив три года в пустыне, он подает рапорт с просьбой о переводе на Север. «Он представлял себе, как удивятся в штабе, когда он из одного пекла кинется в другое — из огня в лед». В беседе с маршалом, объясняя свое стремление, Барышев говорит: «…я думаю, что человек обязан испытать все и знать, что он сможет сделать потом, когда придется делать еще более трудное…»

С 1959 года П. Халов обращается к прозе и остается ей верен до сих пор. В начале 60-х годов выходят в свет его повести — «Всем, кто меня слышит» и «Пеленг-307».

В сущности, эти же проблемы в ином, более глубоком и многогранном аспекте решаются П. Халовым и в романе «Иду над океаном».