Под вуалью

Они шли вверх по ступенчатым улочкам, вдоль которых тянулись глухие высокие стены с металлические дверями. За ними прятались дома с их загадочной внутренней жизнью, неведомой прохожему. От Нанетт Рослин знала, что у Дуэйна были друзья-арабы, которые оказывали ему гостеприимство и делились с ним охотничьими трофеями — совершенно очевидно, наивысшая честь, которой здесь, на Востоке, мог удостоиться европеец.

Они выбрались из города и пришли на старые руины. Песок засыпал разрушенные колонны и частично внутренние проходы, остатки стены служили прибежищем для аистов, свивших здесь свои гнезда. Уцелел лишь один угол здания, который не подвергся эррозии, — по нему можно было догадаться, что когда-то давным-давно здесь была неприступная крепость. Лежащий внизу город был похож на светло-желтые пчелиные соты, местами выщербленные, а высокие минареты вздымались ввысь как палочки-леденцы.

— Вот то место, о котором я тебе говорил, — обратился Тристан к Рослин. — Отныне оно будет называться Бастион Ангела. — Поставив ногу на полуразрушенный фундамент, он наблюдал, как Рослин, открыв клетку, выпустила птиц на волю.

— Я не ангел, — улыбнулась она ему в ответ. — Просто птицы не созданы для того, чтобы жить в клетке. Кстати, что теперь с ней делать?

Сделана она была из лозы, а следовательно не представляла никакой ценности, поэтому Тристан растоптал ее.

— Ну, вот и все, раз ты так не любишь клетки.

Рослин некоторое время молча смотрела на Тристана, потом она робко улыбнулась.

— Ты считаешь меня странной? — спросила она. — Я знаю, эти птицы могут снова попасться в силки, но все равно какое-то время они насладятся свободой и будут счастливы.

— Мгновения счастья — это то, чего ждет каждый из нас. — Он выглядел насмешливо и серьезно одновременно.

— Когда мы это понимаем, нас, по-видимому, можно назвать взрослыми.

— Но я бы не хотела пресытиться счастьем. Мне даже страшно, что это может произойти, ведь тогда перестанешь радоваться чувствам, запахам, самой сути вещей. А именно это и составляет богатство жизни, не так ли? Если ты слеп, но не потерял ощущений, то тебя уже нельзя назвать слепым.

— Страдания сделали тебя мудрой, дорогая, — он мягко повернул Рослин к себе лицом, слегка приподняв подбородок. — Но есть и другого рода ощущения. Ощущения того, что происходит в твоей душе.

— Я знаю, — твердо сказала она.

— Я бы прямо сейчас хотел закончить поцелуй, прерванный вчера ночью, но я не буду этого делать.

— Я понимаю, Тристан. — Им не нужно было слов, они и без них прекрасно понимали друг друга. Ей не нужно было объяснять, что он был очень похож на Арманда по фотографиям, а значит, возможно, ей бы хотелось, чтобы ее обнимали другие руки. Сейчас им не были нужны ни слова, ни поцелуи, им нужен был покой. Они стояли рядом в окружении полуразрушенных нагретых солнцем крепостных стен и слушали, как под ногами поет песок.

— Пойдем, — нарушил тишину Тристан, — пора обедать.

Неожиданно почувствовав себя свободной, как те певчие пташки, которых она выпустила из клетки, Рослин захотела отведать арабской кухни, что они и сделали в небольшом открытом кафе под тентом-грибком, расположившимся рядом с мечетью. Они ели бурак-рулет из рубленной баранины с шалфеем и мятой, запеченный в тесте. На десерт был кус-кус[12] из манной крупы, со сливками, абрикосами, сливами и сладким миндалем.

Когда из маленьких чашек они пили густой и крепкий кофе-мокко, Тристан рассказывал о Париже, о том, как в самом начале ему пришлось преодолеть трудности, связанные с его выбором — он предпочел учебу в академии музыки, вместо того, чтобы изучать управление плантациями.

— Тогда мой отец еще был жив, хотя и болен, и если бы не Нанетт, которая прекрасно понимала, насколько необходима мне была музыка, то я бы сейчас совершенно бесстрастно, не в пример Дуэйну, управлял нашими владениями.

— А разве его чувства называются страстью? — Рослин представила себе высокомерное хищное лицо Дуэйна.

— Я бы назвала это амбициями.

— Отчасти и это верно. — Проведя пальцем по ободку чашки, сказал Тристан. — Амбиции, направленные на то, чтобы Дар-Эрль-Амра была первоклассной плантацией, самой плодородной в здешних местах, чтобы она могла считаться королевой всех плантаций. Я никогда бы не смог бы вкладывать в это дело столько чувств и благодарен судьбе, позволившей Дуэйну приехать сюда и взять на себя все дела по хозяйству. Он во многом человек более способный, чем я. Я — мечтатель, Дуэйн же — реалист. Иногда я завидую ему, потому что он крепко стоит на земле, и тем не менее, я не перестаю размышлять над тем, какие разрушенные мечты заставили его стать настолько земным и забыть о небесах.

— Возможно, это — женщина, — произнесла Рослин.

И она была в этом абсолютно уверена.

— Да, чаще всего причиной в подобных случаях бывает женщина. — Тристан улыбнулся и посмотрел на Рослин. — Тебе нравится кофе-мокко?

— Мне нравится все, что было сегодня, Тристан: базар, певчие птички, которых ты позволил мне отпустить на волю, наш обед, твои рассказы о Париже и о музыке.