Под защитой бандита

— Ах! — вскрикивает Ася. А меня коротит. Искры из глаз. Она такая маленькая, узкая, словно девочка. Мышцы лона до боли стискивают член. Наклоняюсь, прижимаясь к ее спине. Тяну разорванное платье, оголяя плечи. Целую, дышу в нежную кожу. Пытаюсь двигаться, но девочка сжимается настолько, что это почти невозможно. А мне очень надо, чтобы впустила, позволила, расслабилась, иначе я буду насиловать. Я не остановлюсь. Это сильнее меня.

— Больно?

— Да, ты слишком, — задыхается, — большой.

— Тихо, — убираю ее волосы с лица, провожу языком по ее уху. — Расслабься и впусти меня.

Никогда никого не уговаривал. Брал то, что хотел, и плевать мне было на ощущения партнерши.

Еще толчок… Всхлипывает… Обхватываю скулы, впиваясь в губы, глотая стоны. Двигаюсь мучительно медленно, пока девочка ни отвечает мне на поцелуй. Кусает меня за уже прокушенную губу. Больно. Поцелуй с привкусом крови распаляет.

— Сучка, — усмехаюсь ей в губы, отпускаю лицо, вдавливая его в подушки, выпрямляюсь, обхватываю молочные упругие бедра и уже трахаю ее, как хочу, разгоняясь, вдавливая в диван. Дурею от того, какая она бархатная, тугая, горячая, мокрая. Впускает меня, кусая подушку. Я уже на грани, словно пацан. По телу разливаются волны чистого кайфа, рубашка липнет от пота, дышать нечем, сам хрипло стону после очередного сокрушительного толчка. Но мне мало своего удовольствия. Я хочу сожрать ее эмоции. Иначе эта близость будет неполноценной. А мне не нужны суррогаты. От этой девочки мне нужно все и даже больше.

Хватаю ее за плечи и тяну на себя, вынуждая приподняться, впиваюсь зубами в мочку уха, а руками накрываю грудь. Сжимаю, ласкаю и снова выкручиваю соски, заставляя ее кричать и извиваться. Трахаю сильнее, грубее, отпуская себя полностью.

Накрываю рукой лобок, сжимаю, нахожу клитор, растирая его и ощущая, как набухает и пульсирует он в унисон с мышцами лона. Девочка на грани, уже не стонет, скулит, дрожит, запрокидывая голову, закатывая глаза, хватает мою руку, пытаясь убрать. Шлепаю ее по ладони, чтобы не мешала, и растираю клитор быстрее, вдавливая пальцы.

— Бароооо, — кричит, начиная оседать. Так быстро и красиво кончая. Оседает, но я не выпускаю. Отнимаю пальцы, собирая влагу, и проталкиваю пальцы в ее открытый задыхающийся рот.

— Оближи! — приказываю, вдалбливаясь в податливое тело. И меня разрывает внутри нее, болезненно, дикими спазмами удовольствия, пронзая все тело. Рычу от ощущений, всасываю кожу на тонкой шее. Кончаю, зажмуривая глаза, на минуту теряя себя в ее запахе, дыхании, вкусе. — Ты очень… Очень, — пытаюсь отдышаться, — сладкая девочка. Не провоцируй больше меня.

Ася молчит. Целую ее в висок, медленно выхожу из нее, застёгиваю ширинку, ремень, дёргаю верхние пуговицы на рубашке, распахивая ворот.

— Мне нужно в туалет, — тихо сообщает Ася. Ноги сжимает, пытается прикрыть грудь разорванным платьем.

— Да, конечно. Направо по коридору, — указываю ей путь. Уходит. Падаю на диван, наливаю себе виски, отпиваю. Губу щиплет. Прохожусь по ней языком. Острые зубки у моей девочки. Покусала. Но я прощаю ей это. Мне понравились. Губа немного кровоточит, промокаю ее салфеткой. Беру со стола ствол, прячу в кобуру. Нажимаю кнопку вызова.

Карина появляется через минуту. Осматривается, глубоко вздыхает. Да, здесь пахнет самым охренительным сексом, какого у нас с ней не было. Но девушка молчит, стараясь не смотреть мне в глаза. Боится и раньше боялась. Слухи обо мне бегут вперёд. И они почти все правдивы. Хорошо, Ася не наслышана, иначе также тряслась бы от каждого моего взгляда. Не хочу этого с ней.

— Счет. И камеру тоже посчитайте, — указываю на осколки вероломно убитой мной камеры наблюдения.

— Роберт Станиславович просил передать, что все за его счет.

— Передай, что я ему благодарен, но счёт все равно несите – не люблю быть в долгу.

Хозяину этого заведения тоже известно, кто я. Этот боров надеется на мою благосклонность, но я никому ничего не даю просто так.

Карина кивает, убегая. Счет появляется через пару минут. Расплачиваюсь. Аси до сих пор нет.

Только не говори, что ты там плачешь, девочка.

Собираю проверить ее, но слышу цоканье каблуков. Выходит. Смыла косметику. Не похоже, что плакала. Но тихая, спокойная, можно сказать, отрешённая. Уязвимая, как ребенок.

— Вина?

— Нет, не хочу, — отрицательно мотает головой.

— Тогда поехали домой, — встаю, беру пиджак, накидываю ей на плечи, прикрывая разорванное платье. Не сопротивляется, покорно принимая, кутаясь в пиджак, но на лице февраль. Закатываю глаза. Опять лицемерит.

Всю дорогу она молчит и смотрит в окно, кутаясь в мой пиджак, периодически глубоко вдыхая. По приезду домой молча уходит в свою комнату. Торможу себя, хотя очень хочется ворваться в ее спальню и еще раз показать, кому принадлежит, сломать эту отрешённость. Выбрала путь покаяния и покорности? Ты утрируешь, сладкая. Я не просил быть ветошью. Только уважение ко мне, как к опекающему мужчине. Не умеет она ещё разделять эти понятия, не выросла. Будем воспитывать.

Глава 24

Ася