Под защитой трепетного сердца

Но конечно же, такое бесконтрольное стремление к накоплению всякого хлама все равно казалось странным.

Эйприл вернулась к фотографиям. На десятый день рождения Хью не устраивали вечеринку. Возможно, он просто сам не захотел праздника, но Эйприл сомневалась в этом. Ни на снимках этого года, ни на более поздних вечеринок больше не было. Хью отмечал только с матерью. На заднем фоне появлялось все больше и больше коробок…

— Коробки долго копились, не удивляйся.

Эйприл подскочила от неожиданности, услышав Хью. Она покачнулась на стуле, но он уверенно положил ей руки на талию, удерживая от падения. Сегодня она надела широкий вязаный свитер, но все равно он смог насладиться плавными изгибами ее тела. Он отпустил ее, поняв, что она не упадет.

Через мгновение Эйприл вскочила, поворачиваясь к нему.

— Я не слышала, как ты вошел, — произнесла она, невольно изучая его.

На Хью была привычная одежда: джинсы, футболка и толстовка. Он почувствовал ее оценивающий взгляд: она выглядела просто, но очень соблазнительно. Светлые джинсы подчеркивали стройные ноги, а бледно‑лимонный свитер обнажал плечи и шею, на которой красовалась тонкая серебряная цепочка. Волосы она собрала в высокий хвост.

Когда Хью зашел на кухню, он увидел, что она поглощена изучением его старых фотографий. Но разве мог он злиться на нее? Ведь он сам поручил ей разобрать все вещи в доме.

Но в том, как Эйприл рассматривала снимки, было что‑то интимное. Когда несколько мгновений назад она смотрела его школьные фотографии, он оставался полностью равнодушным. Сейчас же он почувствовал смущение и сам для себя не мог объяснить, в чем его причины.

— Ты перестал праздновать дни рождения? — спросила Эйприл.

— Да.

Хью подошел к столу, забрал снимки и кинул их в коробку, намереваясь унести домой. Он решил просмотреть их позже.

— Сначала я не замечал… Понимаешь… ну, я имею в виду беспорядок. Я был маленьким и всегда содержал свою комнату в чистоте. Но остальная часть дома… я не знаю.

Хью замолчал, явно не собираясь продолжать разговор. И все же заговорил вновь:

— Мои приятели тоже ничего не замечали. Возможно, что‑то неладное подозревали родители, но я об этом не знал. Моя мама всегда была довольно прямым человеком, прощала другим многие недостатки. Она считала, что даже если в доме небольшой беспорядок, в этом нет ничего страшного.

— Но ты так не считал?

— Да. Со временем мои приятели стали относиться к нам странно. Однажды одноклассник остался у меня на день, и, когда мы играли, он случайно упал на гору коробок. Я помню, как его мать всерьез интересовалась, не нужна ли нам помощь? Маме это, конечно, не понравилось. Она шутливо стала оправдываться, ссылаться на занятость и беспокойный рабочий график. Она объяснила, что хотела отдать все эти вещи на благотворительность. Но это была ложь: мама никогда не рассталась бы с ними. Тогда я почувствовал себя ужасно, потому что мама раньше никогда не лгала… Я понял, что моя жизнь перевернулась. У меня больше не было близких людей.

Эйприл молча слушала Хью.

— После того случая ситуация лишь ухудшалась. Мама почти перестала общаться с людьми, хотя раньше просто обожала устраивать шумные обеды и вечеринки. Мы закрылись с ней в доме, нас окружили одни сплошные коробки. Иногда она, конечно, все же выходила, но общалась в основном только с нашим соседом.

— Нелегко тебе пришлось, — мягко заметила Эйприл, но Хью уловил нотки жалости в ее голосе. Он не хотел, чтобы его жалели.

— Со мной все было в порядке. Я справился.

Она подошла ближе и взяла его за руку, пытаясь приободрить. Хью резко отстранился.

— Что ты делаешь?

Эйприл выглядела удивленной.

— Я сожалею, что все так случилось тогда, — произнесла она медленно. — Я просто хотела тебя поддержать.

Хью покачал головой:

— Это было очень давно. Сейчас все хорошо. Когда мама встретила Лена, ей ненадолго стало легче, он сумел поддержать ее, записал к врачу, заставил пройти курс когнитивно‑поведенческой терапии. Затем она вышла за него замуж, мы переехали сюда. Долгое время она чувствовала себя прекрасно, но, когда ее муж умер, болезнь вернулась. Единственное, что я мог сделать в этой ситуации, ограждая ее от пучины безумия: оставить весь этот хлам полностью в ее распоряжении. Так мама заполняла пустоту, возникшую после ухода отца и Лена.

Эйприл вновь коснулась руки Хью. Он проследил за ее движением, и она тут же убрала руку.

— Извини, это привычка. Я привыкла обнимать людей в сложных ситуациях. — Она вздохнула. — На самом деле здесь, в Лондоне, мне совершенно некого обнять…

— Ты этого хочешь?

Эйприл улыбнулась:

— Нет. Я просто объяснила свое поведение. Да и к тому же… не думаю, что ты любишь обниматься.

Хью улыбнулся в ответ:

— Это правда. Совсем не люблю.

— Я так и думала.

Хью действительно редко кого‑то касался, разве что случайно. Да и с кем ему было обниматься? Он работал удаленно, никого не видел, не подпускал к себе близко… Эйприл и правда смогла его успокоить: вероятно, потому, что к этой женщине его влекло сексуально.