Под завесой тайны

С того злополучного полнолуния прошло года три или четыре. Теперь я старался скрываться в такие дни как можно тщательней, почти не выходил из дома. Порой ловил на себе чуть задумчивый взгляд жены. Однако, по большому счету все шло, как и прежде. До ТОГО дня… Дня, когда все рухнуло в один миг. Дня, который я запомнил так же четко, как и день нашей встречи.

Мы оба только вернулись из командировки и теперь, неторопливо прогуливаясь по парку, наслаждались спокойствием тихого апрельского вечера и обществом друг друга.

— Знаешь, мне предложили пройти курс повышения квалификации… нечто похожее на чтение времени. И я согласилась. — Она не спрашивала совета. Просто ставила в известность.

Я кивнул, принимая к сведению. Почему не отговорил?! Впрочем, отговаривать от чего-то или уговаривать Джин, если она принимала какое-то решение, было бессмысленно. Она всегда и во всем была по-кошачьи независима. И глядя в эти черные, бездонные, как сама Тьма, глаза, на решительное выражение лица с тонкими чуть неправильными чертами, я благодарил Судьбу за то, что наши — мои и Джин — пути сошлись, и мы вместе. Потому что я безумно любил ее. Хотя крайне редко говорил или давал понять это. Просто мы оба это знали. Как и то, что эти чувства взаимны. И так было. До той злополучной поры, когда она стала ходить на свои курсы.

Изменения в наших отношениях происходили постепенно, но весьма быстро. Теперь во взгляде Джин довольно часто мелькало недоверие и опасение. Словно она встретилась в лесу с диким зверем и не знает — как себя вести с ним и как себя поведет он — пройдет мимо или нападет. Меня это изумляло: ни тогда, когда я признался в своей особенности ни тогда, когда Джин увидела меня после полнолунного убийства — я не видел и не ощущал в ней страха. А теперь… Выяснять же причину, если Джин сама не хотела говорить об этом, было бесполезно. А звериное чутье моей второй сущности, не подводившее меня никогда прежде, почти кричало о надвигающейся, хотя еще и неясной беде.

И вот наступил сегодняшний день. Принесший мне последний удар. Вся наша совместная жизнь — от момента встречи до сих пор — промелькнули в моей памяти, в течение нескольких минут. Я разжал судорожно стиснутый кулак и обнаружил, что кольцо Джин, вдавившись в ладонь, оставило глубокий отпечаток на коже.

Оборотень, лишившийся единственного счастья в этом мире и утративший смысл жизни — вот кем я становился с этого момента. Внезапно меня охватило чувство озлобленности на весь мир. Я бросил взгляд на календарь. Еще неделя… Тут же навалилась моральная усталость. Я устал прятаться, сдерживать себя. Теперь я не видел причины, чтобы делать это и дальше.

Поднялся с кровати; положил кольцо Джин на тумбочку рядом с ее миниатюрным портретом. Пристально, с горькой усмешкой, скривившей губы вгляделся в последний раз в до боли родные черты лица. Я знал, что мы еще встретимся. Один раз. Последний. И все будет кончено. Но только тогда; не раньше. Затем развел в камине гостиной огонь огромной силы. Что последует за этим поступком, я знал, но мне было абсолютно все равно. Я знал, что та — вторая моя сущность — какое-то время будет противиться. Однако я знал также, что по-другому уже нельзя. Через несколько минут пламя с жутким гулом выбило стекло, вырываясь из окна.

Я покидал Город, где был счастлив несколько лет, так же, как уже давно ушел из города своего детства…

* * *

Оборотень мчался по лесной тропе, прорываясь сквозь цепляющиеся за шерсть колючие еловые ветви. Монстр был хитер и умен, но следующие за ним по пятам Охотники имели больший опыт. В плече и левой задней лапе зверя уже засели несколько серебряных пуль, причиняющих боль. В боку, мешая бежать, застрял дротик. И все же зверь бежал. Не останавливаясь, чтобы огрызнуться, обернувшись, на преследователей или перевести прерывистое дыхание, с хрипом вырывающееся из глотки. Перепрыгнув через поваленное дерево, монстр ощутил, как земля проваливается под лапами. Через миг почувствовал удар, упав на дно ямы. Поднявшись, помотал головой, приходя в себя. В глубине ямы послышалось негромкое поскуливание. Зверь резко обернулся и увидел в дальнем углу забавно семенящего к нему щенка. Оборотень попал в волчье логово; взрослых животных сейчас не было, детеныш оставался один. Сил было мало; раны монстра кровоточили. Оборотень прислушался: снаружи было тихо, звуков погони не слышно. Он устало опустился на землю, даже не опасаясь, что волки могут вернуться в любой момент — в лесу сейчас было слишком неспокойно, звери не рискнули бы привести к своей норе людей.