Под знаком черного лебедя

– Как тихо сразу стало в классе. А теперь подумайте вот о чем: к какой категории относятся ваши секреты? «Обязательно рассказать» или «Ни в коем случае не рассказывать»? Или существует и третья категория, менее четко определенная с точки зрения этики? Личные тайны, которые не касаются никого, кроме вас? Тривиальные секреты? Сложные секреты, разглашение которых может привести к непредвиденным последствиям?

Разноголосые «да» все громче.

Мисс Липпетс достала из коробки новый брусочек мела.

– По мере взросления у вас будет все больше таких секретов, три-ка-эм. Не меньше, а больше. Привыкайте к ним. А кто догадается, почему я написала это слово?

РЕПУТАЦИЯ

– Джейсон?

Класс 3КМ обратился в радиотелескоп, направленный на классного стукача.

– Репутация, мисс, – это то, что страдает, когда секрет выходит наружу. Если доказать, что вы убиваете людей топором, ваша репутация как учителя будет погублена. Репутация Брюса Уэйна как безобидного ничтожества будет погублена. И с Нилом Броузом та же история, верно ведь? – Если я могу стереть в порошок чужой калькулятор, то плевал я на правило, запрещающее закладывать людей и доводить их до исключения. По правде сказать, плевал я на все правила. – Вот у него был секрет так секрет, да, мисс Липпетс? О его секрете знали Уэйн Нэшенд, Энтони Литтл. И еще несколько человек.

Гэри Дрейк слева от меня смотрел прямо перед собой.

– Но как только его секрет раскрыли, его репутация…

– Золотого мальчика? – ко всеобщему изумлению, подсказала мисс Липпетс.

– Совершенно верно, прекрасное определение, мисс Липпетс, спасибо. – Впервые с незапамятных времен мне удалось выдавить из класса несколько смешков. – Его репутация золотого мальчика погублена. Его репутация крутого пацана, с которым другие ребята не рискуют связываться, тоже погублена. Без репутации, за которой можно прятать свои секреты, Нил Броуз…

«Ну скажи! Слабо тебе!» – подначивал Нерожденный Близнец.

– …сидит в глубокой заднице, мисс.

Эта потрясенная тишина – моя заслуга. Я добился такого эффекта словами. Одними словами.

Мисс Липпетс обожает свою работу – в хорошие дни.

Я не знал, как отреагируют папа и мама на мои сегодняшние подвиги, и нервничал. У моих мозгов уже началась нервная почесуха. Так что я достал из шкафа рождественскую елку, чтобы отвлечься. И жестяную банку из-под конфет, в которой у нас лежат елочные украшения. Сегодня двадцатое декабря, а папа с мамой даже слова «Рождество» еще ни разу не произнесли. Мама семь дней в неделю торчит в галерее, а папа все время ездит на интервью с работодателями, но это ничего не дает, кроме новых интервью. Я собрал елку и развесил на ней гирлянды. Когда я был маленький, мы покупали настоящие елки на ферме у папы Гилберта Свинъярда. Но два года назад мама купила искусственную в вустерском «Дебенхэме». Я жаловался, что она не пахнет, и вообще, но мама сказала, что это ведь не мне приходится потом пылесосить и выковыривать иголки из ковра. Наверно, это справедливо. Елочные игрушки у нас в основном старше меня. Даже гофрированная бумага, в которую они завернуты, древняя. Покрытые изморозью шары, купленные папой и мамой на первое (оно же последнее) Рождество, которое они провели только вдвоем, без меня и Джулии. Жестяной мальчик из церковного хора – тянет высокую ноту, рот сложен идеальным «о». Семейка веселых деревянных снеговиков. (В те дни еще не всё делали из пластмассы.) Дед Мороз, самый толстый во всей Лапландии. Драгоценный ангел, перешедший в наследство от маминой бабушки. Стеклянный, выдутый настоящим стеклодувом. Семейное предание гласит, что его подарил моей прабабушке одноглазый венгерский князь на балу в Вене, прямо перед Первой мировой.

«Ну-ка наступи на него, – подначил Нерожденный Близнец. – Он хрустнет, как сухарик».

«Пошел в задницу», – ответил я.

Зазвонил телефон.

– Алло?

Звяканье и хрюканье.

– Джейс? Это Джулия. Сколько лет, сколько зим.

– У тебя там такой шум, как будто ты пробиваешься через снежную вьюгу.

– Перезвони мне. У меня монеты кончились.

Я набрал номер. Слышно стало лучше.

– Привет. Нет, вьюга пока не началась, но холод зверский. Мама дома?

– Нет. Она еще в галерее.

– А…

Фоном запульсировали Joy Division.

– А что случилось?

– Ровным счетом ничего.

Ровным счетом ничего – это всегда что-то.

– Джулия, что случилось?

– Н…ничего. Просто, когда я сегодня вернулась в общежитие, мне передали сообщение от мамы. Она мне звонила вчера вечером?

– Может быть. А что за сообщение?

– «Немедленно позвони домой». Наш привратник – душа-человек, но эффективность – его слабое место. Он не записал, во сколько был звонок. Я позвонила в галерею в обеденный перерыв, но Агнес сказала, что мама пошла к юрисконсульту. Я перезвонила чуть позже, но она еще не вернулась. И тогда я решила позвонить тебе. Но беспокоиться пока не о чем.

– К юрисконсульту?

– Наверно, по делам галереи. А папа дома?

– Он поехал на интервью в Оксфорд.

– А. Понятно. Хорошо. Он… как он, держится?