Под знаком четырёх

Конечно же, Пуаро имеет в виду не только Нортона, но и прожженных властолюбивых политиканов, которые, разжигая подозрительность, страхи, предрассудки и заблуждения, ловко и к своей выгоде распоряжаются судьбами не только отдельных людей, но целых народов. Таков и мистер Элистер Блант, финансовый воротила, который говорит «Да» и «Нет» правительствам (роман «Один, два — пряжка от башмака», 1940). Маленький человек, зубной врач Морли, в восхищении: подумать только, могущественный мистер Блант держится так запросто с обыкновенными, «как вы да я», людьми — простодушно сообщает он Пуаро, сидящему в зубоврачебном кресле: «Вот что значит Англия, в других странах Гитлеры или Муссолини, или им подобные, а у нас — демократия». Но не пройдет и часа, и Элистер Блант убьет дантиста, а затем — еще других людей и будет оправдывать убийства «высшими интересами» страны и нации, совсем как реальные Гитлер, Муссолини и им подобные.

Но, спрашивается, что же может противопоставить теперешний Пуаро идейным убийцам? Ведь он привык восстанавливать камерную справедливость и воздавать по заслугам разным безыдейным преступникам, которые охотятся за вульгарным золотым тельцом! Да, Пуаро бессилен помочь людям, и в романе «Занавес» он погибает, застрелив негодяя Нортона, а так как Пуаро сам, пусть и во имя справедливости, совершил убийство, он решает покарать себя и кончает самоубийством.

Тогда, в 1940 году, Кристи роман не опубликовала. Эркюль Пуаро должен был ей еще пригодиться (интересно, между прочим, как бы отнеслась к смерти Пуаро читающая публика? Просила бы «воскресить» его, как в свое время просили Конан Дойла, «убившего» Шерлока Холмса?). Нет, Кристи не решилась публично опустить занавес в 1940 году, но отношение ее к Пуаро уже изменилось. Еще в 1938 году в интервью «Дейли Ньюс» она говорила: «Признаться, между нами иногда наступает охлаждение. Временами я даже думаю: «Зачем, ну к чему, с какой стати я вообще измыслила это неприятное, напыщенное, утомительное, приземистое создание, которое постоянно все выравнивает по ниточке, хвастается, подкручивает усы и склоняет набок свою яйцевидную голову?.. В момент раздражения я ему намекаю, что буквально несколькими движениями пера (или ударами по клавишам машинки) я могу отправить его в небытие. А он мне велеречиво возражает: «Нет, от Пуаро отделаться подобным образом невозможно. Он слишком для этого умен». Да, Пуаро и впрямь «висел у нее на шее», как она однажды сказала.

Итак, у Агаты Кристи тоже была распря со своим детективом, как у Дойла с Шерлоком Холмсом, но дело, очевидно, не сводилось к тому, что он просто ей «физически» надоел. Она явно ощущает, что Пуаро психологически не соответствует изменившемуся миру, однако «Занавес» был опубликован только в 1971 году, а она продолжала выпускать романы, где Пуаро действовал и «исправлял» положение, хотя сама Кристи и ее читатели были уже не те, что прежде. Во всяком случае, читатель ощущал некую несообразность, устарелость Пуаро: его характерные черточки уже не казались ему такими смешными как прежде, да и сам Пуаро все чаще заявлял о своей старомодности, о том, что отжил свое. В речах комика из французского ревю, каким он явился в первом романе Кристи, все явственнее звучала ностальгия по утраченным временам. Страна, в прошлом могущественная колониальная держава, вступила в полосу упадка, колоний уже почти не осталось, вырвались на волю доминионы, и золотые крылья, что некогда высоко вознесли дворянство над остальными смертными, теперь изрядно поистрепались и поредели. Конечно, некоторые приспособились и стали преуспевающими дельцами вроде Бланта или, например, мистера Фортескью («Карман, полный ржи», 1954), но его младший сын Ланселот не только циничный делец, но еще и тайный убийца, и рыцарское имя дано ему автором как бы в насмешку. Он убивает отца с помощью совращенной им служанки, затем служанку, чтобы не выдала, затем молодую мачеху, чтобы завладеть ее долей наследства, и едва не отправляет на тот свет разоблачившую его мисс Марпл.

Провинциальный мир, изображенный Агатой Кристи в ее «сельских» романах, — это практически исчезнувший мир, и мудрено было бы сохраниться ему, викторианским старомодным привычкам и нравам в послевоенной английской деревне, когда рядом по скоростным трассам ежедневно мчатся сотни автомашин и в каждой деревне и поселке появились бензоколонки; где тихие трактиры и старомодные гостиницы исчезли, уступив место мотелям и пабам, где мелкие лавочки захирели, так как в пяти милях обязательно обнаружится современный универмаг.