Сейчас наверняка я знаю только то, что мы направляемся прямо к Ватикану, и это вызывает у меня нервную дрожь по всему телу. Однако наш путь отличается от того, которым я несколько дней назад добиралась до площади Святого Петра: чтобы нас не заметили, мы продвигаемся в тени стены, которая пересекает квартал, будто баррикада для заговорщиков вроде нас. Я чувствую, что мы уже почти у цели, когда Анджело замедляет шаг, и через некоторое время наконец останавливаемся перед старым домиком, который пристроен почти вплотную к стене. Я до сих пор не имею ни малейшего понятия, что мы здесь забыли, но так и не решаюсь спросить. В воздухе висит непонятное напряжение, Анджело, осмотрительно оглядываясь, направляется к двери, а я набираюсь храбрости. Из недр домика ни свет, ни звук не проникают наружу, он кажется безлюдным. Во многих местах с фасада отвалилась штукатурка, обнажая потрепанные стены здания. Кажется, этот домик все еще стоит только потому, что прислоняется к стене.
Но тут я слышу шаги, изнутри кто-то гремит замком, и я инстинктивно задерживаю дыхание, когда дверь чуть приоткрывается.
– Что вы хотите? – спрашивает из щели мужчина низким голосом.
– Aut Caesar aut nihil, – едва слышно бормочет мой спутник в ответ, и, прежде чем я успеваю обдумать смысл сказанного, дверь распахивается, а Анджело хватает меня за руку, чтобы затащить за собой внутрь.
Здесь все кажется еще меньше, чем снаружи. Я рада, что Анджело продолжает вести меня за руку, потому что в доме царит кромешная темнота. Через несколько шагов мы добираемся до лестницы, по которой я нерешительно поднимаюсь вслед за Анджело. После каждой ступеньки я словно делаю шаг в пустоту, боясь оступиться и упасть, крепко цепляюсь за поручень, пока наконец не добираюсь до самого верха, где чуть светлее из-за запыленного окна. Мы молча пересекаем еще один коридор и доходим до двери, из-под которой проникает узкая полоса света.
Войдя, я оказываюсь ослеплена ярким светом, но глаза быстро привыкают к теплому мерцанию свечи, и я вижу фигуру, стоящую у окна, видимо, в ожидании нас. Она также одета в черное, как и мы с Анджело, явно не мужчина – фигура под складками плаща выглядит изящной… А затем она снимает капюшон, и я выдаю тупое «О».
Перед нами действительно оказывается молодая женщина, у нее овальное лицо, широкие пухлые губы и сине-зеленые глаза. Она по-хозяйски улыбается, словно оказала нам большую услугу, согласившись на аудиенцию.
Анджело рядом со мной почтительно кланяется, и я демонстрирую свой навык неуклюжих реверансов, при которых каждый раз рискую вывихнуть лодыжку. Кланяясь, я бросаю на Анджело вопросительный взгляд.
– Мы благодарим вас за готовность помочь нам, донна Лукреция, – говорит Анджело самым шелковистым голосом.
Да ладно! Это, должно быть, шутка! Если моя безумная догадка верна, я потеряю рассудок на месте. Просто не может быть, чтобы я так столкнулась с Лукрецией Борджиа, дочерью папы! Что она вообще забыла в этом захудалом домишке? Как она может нам помочь? Но, видимо, как-то может, раз уж мы здесь.
– Ради брата я готова на все, – с горящей в глазах решимостью отвечает она. – Даже если это означает, что придется организовывать тайные ночные собрания. – Ее глаза загораются детским энтузиазмом: видимо, мысль о том, чтобы сделать что-то запретное, доставляет ей огромное удовольствие.
И если мы планируем сделать то, о чем я думаю, то это настолько «запретное», что у меня волосы встают дыбом. Я еще раз оглядываю девушку: ее светлые локоны искусно заплетены вокруг головы, словно на ней причудливая корона, из-под плаща выглядывает темно-фиолетовое бархатное платье, почти сливающееся с черным цветом накидки. Не сохранилось ни одной стопроцентно подлинной картины, на которой изображена Лукреция Борджиа, но ее невероятная аура не оставляет сомнений в том, что моя догадка правдива. Просто непостижимо! Я до сих пор не могу в это поверить, нервно дергая Анджело за рукав.
– Почему нам нужна Лукреция Борджиа? Что именно мы собираемся сделать? – шепчу я едва слышно. Анджело шагает ко мне, чтобы так же шепотом ответить:
– Они с Галатеей хорошие подруги, а нам с тобой нужно попасть в библиотеку Ватикана, а именно в отдел, к которому нет доступа для всех желающих. Лукреция де-факто выросла в Ватикане, так что только она может незаметно провести нас туда и обратно. Плюс, как ты уже слышала, она сделает все ради спасения брата, так что ей можно доверять.
Неуверенность и решимость борются во мне, но это объяснимо: я никогда не чувствовала себя достаточно комфортно в незнакомых местах. А суть этой миссии примерно в этом и заключается… даже хуже. Серьезно, вторжение в Ватикан – это последнее, что моя совесть находит приемлемым, от одной мысли о том, что мы собираемся сделать, желудок тревожно сжимается.