Под знаком Льва

С другой стороны… Я знаю, что Анджело из тех людей, которых жизнь научила продумывать каждый свой шаг, и если он считает, что это необходимо – он вполне способен ворваться посреди ночи даже в Ватикан. Во время нашего сегодняшнего разговора на крыше он рассказал, что уже давно ищет способ вернуться домой, так что если кто-то и может помочь мне, когда дело касается путешествий во времени без помощи портала, – это Анджело. Он уже наверняка продумал все возможные и невозможные способы вернуться в свое время. И хотя я при всем желании не могу испытывать такого же энтузиазма относительно нашего плана, как Лукреция, я даже немного предвкушаю исследование библиотеки Ватикана, поэтому я чуть киваю, соглашаясь: если я сейчас откажусь и не пойду с ними, то точно об этом пожалею.

Анджело, улыбаясь, сжимает мое плечо и бросает взгляд на Лукрецию.

– Мы готовы.

– Замечательно! – Она весело хлопает в ладоши и снова набрасывает на голову капюшон. – Карло, дождись нашего возвращения здесь!

Мускулистый мужчина, впустивший нас в дом, серьезно кивает, пока Лукреция, пересекая комнату, подходит к стеллажу, тянущемуся от пола до самого потолка, уже чуть отодвинутого от стены так, чтобы в щель как раз мог протиснуться человек. Она первой исчезает в этом тайном проходе, и Анджело пропускает меня вперед.

Затаив дыхание, я как можно скорее ныряю в щель и попадаю в открывшийся за ней проход, где меня встречает кромешная темнота. Здесь я отчетливо слышу дыхание стоящей рядом Лукреции. Затем раздаются скрип и шорох, сопровождающие появление Анджело, который с мучительным стоном все-таки протискивается к нам.

– Было бы неплохо отодвинуть эту полку подальше от стены, – ворчит он, и я слышу шорох ткани, когда он стягивает плащ.

Со стороны Лукреции слышатся звонкий смешок и тихий гул удаляющихся шагов. Я спешу вслед за ней, хотя темнота в коридоре настолько густая, что не получается рассмотреть ни малейшей детали. Одной рукой я скольжу вдоль грубо оштукатуренной стены, чтобы не потерять равновесия, а вторую протягиваю перед собой, чтобы ни на что не наткнуться. Вскоре я касаюсь кончиками пальцев спины Лукреции, остановившейся передо мной.

– Извините, – с улыбкой бормочу я, но она мне не отвечает.

Вместо этого я слышу звуки какой-то возни и лязг металла: Лукреция пытается справиться с замком. Затем дверь открывается, а я снова обретаю способность видеть и с любопытством оглядываюсь по сторонам. Мы оказываемся в узком длинном коридоре с круглым сводчатым потолком, в стенах с равными промежутками расположены отверстия, напоминающие бойницы. Выглянув из-за угла, с удивлением обнаруживаю, что мы находимся выше, чем я думала: все эти подъемы по лестницам и темные коридоры меня совершенно дезориентировали. Прищурившись, я гляжу вниз: по всей видимости, мы находимся на вершине стены, в тени которой крались раньше.

– Где это мы? – удивленно шепчу я.

– Это Пассетто ди Борго, – отвечает Анджело, только что появившийся позади меня.

Пассетто… Это должно быть мне знакомо… Это же… Ну да! Наконец до меня доходит, из горла вырывается тоненький всхлип восторга. Собственно, я могла бы и сама догадаться: Пассетто ди Борго является одним из известнейших в мире путей побега, иронично, не так ли? Спрятанный в совершенно непримечательной снаружи средневековой стене, он ведет из Ватикана прямиком в замок Ангела. А теперь я сама оказываюсь здесь и собираюсь сделать ровно противоположное: попасть по этому пути в Ватикан, а не сбежать оттуда. Лукреция, грациозно шагающая впереди, бросает на нас взгляд через плечо.

– Я всегда использую Пассетто, когда хочу навестить Галатею. От дома у стены до нее всего пара шагов, так что я могу приходить и уходить незамеченной.

Я невольно отвечаю на ее приветливую улыбку. Так, значит, она действительно дружит с Галатеей. По крайней мере, это объясняет, как Анджело смог уговорить ее помочь нам: наверняка Галатея просто послала ей весточку с просьбой о помощи, на которую та легко согласилась.

Мы пересекаем Пассетто целиком, и с каждым шагом мое волнение усиливается. Я прямо сейчас собираюсь войти в Ватикан, проникнуть за стены, отделяющие простых смертных вроде меня от приближенных папы.