Под знаком Льва

Игрец на флейте и свирели,
переживая безразличность
немой полночной акварели,
презрев окольность, околичность,
изверг на тишину бесплодья
дешевый шелк своих мелодий:
его мелодия
мерцала,
как будто лунное
зерцало,
и ноты влажно трепетали,
как будто блики на металле,
но соловей, слепой и гордый,
молчал за недоступной гранью
и соловьиного гортанью
не брал кристальные аккорды.

Тогда презрел хозяин флейты

кичливость соловья и вредность,
и ледяную бездну Леты,
и полночи индифферентность,
и он безмолвие свирелью
пронзил до самой сердцевины,
где под оливкового трелью
напев таился соловьиный.

Его мелодия

мерцала,
как будто лунное
зерцало,
ноты влажно трепетали,
как блики света на металле,
и соловей,
слепой и гордый,
вдруг взял
хрустальные аккорды.

Игрец на флейте и свирели

на время отобрал у ночи
спиралью свернутые трели
и обморочность одиночеств
и этой певчей тишиною
вдруг в область ветра,
молний,
странствий
проник, сроднившись с вышиною
и растворяя боль в пространстве.

И боль кристаллами аккорда

сверкнула в недрах клавикорда.

Игрец на флейте и свирели,

заметив, что.прозрачней стало
дно полуночного кристалла,
что побледнели акварели
кромешной темноты заветной
там, где пробился луч рассветный,
вернул индифферентной ночи
и обморочность одиночеств,
и взятые взаймы аккорды,
которые звучали гордо,
рискуя спорить с тишиною,
пока была ему женою
глухая ночь, во тьме которой
его мелодия мерцала,
как будто лунное
зерцало,
и ноты влажно трепетали,
как будто блики на металле…

Вернул мелодию молчанью.

Пришла заря, пора рычанья,
и блеяния,
и мычанья.

Ноктюрн № 5 в тональности ми бемоль