Под знаком Меркурия. Декоративная скульптура архитектурных сооружений Петербурга XVIII-начала XX века

Возможно, что в картине просматривается еще одна связь. На этот раз не между античностью и христианством, а между планетами – Меркурием и Венерой. К. Г. Юнг, обобщая известные трактаты прошлого, писал о планетарном взаимовлиянии следующее: «Из-за своей наполовину женской природы Меркурий часто отождествляется с Луной и Венерой. В качестве своей собственной божественной спутницы он легко обращается в богиню любви – точно так же как в качестве Гермеса он итифалличен. Но называли его и “virgo castissima”. Связь ртути с Луной, т. е. серебром, очевидна. Меркурий как ???????, лучезарная планета, подобно Венере появляющаяся на утреннем или вечернем небосклоне под боком у Солнца,– тоже, как и Венера, ????????, lucifer, Светоносец. Подобно Утренней звезде, только гораздо непосредственнее, он предвещает грядущий рассвет».35

Действительно, Боттичелли изображает Гермеса (Меркурия) в такой же накидке, как и у Венеры-Марии. Оба божества выделены композиционно: они одиноки, а группы, располагающиеся рядом с ними, только еще ярче подчеркивают это одиночество. Они и композиционные центры. Венера располагается в геометрическом центре композиции, Меркурий – в смысловом. Напомним, что европеец приучен рассматривать картину слева направо, а Гермес как раз и «располагается» первым на пути этого просмотра.

На двойственность Меркурия «намекает» и еще одна героиня композиции – грация Красота. Постановка ее фигуры практически идентична постановке фигуры Меркурия. Красота еще и ближайшая к Венере из трех граций. Возможно, что так художник показал «переходящую» к женскому аспекту двойственную сущность бога.

Совмещение языческого и христианского начал можно обнаружить и в памятниках архитектуры того времени. Такие тенденции отразились в творчестве еще одного сына Флоренции, изгнанного из республики вместе с родителями еще в детстве, но впитавшего дух ее свободы, – Леона Батиста Альберти. Даже современников архитектора, привыкших к свободомыслию, «смущала необычность церковных построек Альберти: папе Пию II (известному гуманисту Энею Сильвию Пикколомини) церковь Сан Франческо в Римини показалась похожей на языческое капище, церковь Сан Себастьяно в Мантуе напомнила Франческо Гонзага, сыну заказчика, одновременно церковь, мечеть и синагогу, наконец сам Альберти писал, что хочет придать церкви Сант Андреа в той же Мантуе вид “этрусского святилища”».36

Из этих сооружений нас привлекает храм в Римини. Правитель Римини Сиджизмондо Малатеста так же был поклонником неоплатонизма. Он даже перевез в Римини прах греческого философа-неоплатоника Гемиста Плетона. Храм, перестроенный Альберти для Малатесты, отражал дух новомодных тенденций. А на одном из рельефов этого храма можно было видеть и Гермеса, провожающего души умерших в мир иной.

Не менее интересен в вопросе соединения язычества и христианства собор в Сиене. В готическом храме каждого входящего привлекает напольная мозаика, созданная в период Раннего Возрождения (1480-е годы), с изображением другого популярного Гермеса – Гермеса Трисмегиста. Он здесь представлен вместе с Сивиллами, т. е. уравнен с пророчицами, предсказывающими пришествие христианства. Под ногами у «пророка» надпись – «Гермес Меркурий, современник Моисея». Рядом с ним показан человек в восточных одеяниях, вероятно, он и есть сам Моисей. Под левой рукой Гермеса изображена плита, поддерживаемая сфинксами. Она также имеет надпись. Вот ее содержание (в переводе с латыни): «Бог творец всего сущего с собою бога сотворил видимого и его сотворил первого и единственного, которому возрадовался и весьма возлюбил собственного сына, который зовется Святое слово».

Моисей держит книгу, которую придерживает и Гермес. На книге начертано: «Примите ваши письмена и законы, о египтяне». Эту надпись трактуют как мольбу законодателя евреев к законодателю египтян. Вероятно, она означает призыв к возрождению египетского благочестия и нравственности.37