Под знаменем быка

Панталеоне приподнял голову, привалился к коленям Альмерико. Открыл затуманенные усталостью глаза, что-то забормотал насчет причиненного беспокойства. Альмерико тронули его слова: в такой момент думать не о себе, но о других. А потому недоверие его растаяло, как снег под апрельским солнцем. Он уже не сомневался, что состояние их гостя критическое, и что могло быть тому причиной, как не гнев и злоба герцога Валентино?

Пришел Марио, низкорослый, широкоплечий, с лицом цвета глины, столь обезображенным оспой, что оно казалось маской, гротескной карикатурой на человеческий образ. Формально он считался кастеляном Пьевано, но круг его обязанностей был значительно шире. Честный, верный хозяевам, уверенный в себе, нигде не учившийся, он был и хирургом, и ветеринаром, и брадобреем.

Сопровождали его посланный за ним слуга, служанка монны Фульвии и паж. Звали последнего Рафаэль. Они принесли бутылки, полотенца, серебряный таз. Окружили лежащего Панталеоне, а Марио, опустившись на одно колено, попытался прощупать его пульс.

На самом деле прощупывание пульса являло собой лишь ритуальное действо, призванное показать глубину познаний Марио. Каким бы ни было отклонение от нормы, метод лечения предлагался один и тот же. Даже когда он прослушивал пульс абсолютно здорового человека.

— Усталость, — поставил диагноз Марио. — Небольшое кровопускание быстро поставит его на ноги. Шесть унций крови, и он оживет на глазах, — он встал. — Винченцо, помоги мне, отнесем его в постель. Ты, Рафаэль, будешь освещать нам путь.

Марио и слуга подняли мессера Панталеоне. Паж взял один из стоящих на полу золоченых подсвечников и двинулся первым. Замыкала процессию Вирджиния, служанка мадонны Фульвии. В таком порядке они и проследовали в комнату, отведенную мессеру Панталеоне дельи Уберти в Пьевано.

Глава 3

Наутро Панталеоне проснулся отдохнувшим и посвежевшим. Потеря шести унций крови, на чем настоял Марио, нисколько не. повредила ему.

Комнату заливал бледный свет январского дня. Пахло лимонной вербеной, вымоченной в растительном масле. Компанию ему составлял паж Рафаэль, симпатичный паренек с нахальной физиономией и прямыми, цвета темного лютика, волосами.

— Мужчин у нас не хватает, поэтому к вам послали меня, — объяснил Рафаэль свое присутствие.

Панталеоне оглядел стройную фигурку в зеленом костюме, обтягивающем пажа, словно вторая кожа.

— А ты кто? — поинтересовался Панталеоне. — Ящерица?

— Я рад, что вы поправляетесь, — ответил мальчик. — Дерзость, говорили мне, знак здоровья.

— И говорили, я не сомневаюсь, часто, ибо у тебя-то здоровье превосходное, — мрачно усмехнулся Панталеоне.

— О Боже! — Рафаэль закатил глаза. — Пойду доложу моему господину, что вы полностью оправились от болезни.

— Подожди, — остановил его Панталеоне. — Раз уж тебя определили в слуги, принеси что-нибудь поесть. Христианин я никудышный, хотя и служил в войсках папы. Мне нелегко поститься даже перед пасхой, а в остальное время просто невозможно. И над котелком поднимается такой аппетитный пар. Давай употребим его содержимое по назначению.

Рафаэль принес котелок с бульоном и тарелочку с краюхой хлеба. Затем — серебряный таз и полотенце. Но Панталеоне оставил их без внимания. Он привык жить в военных лагерях, а не дворцах, и мытье рук перед едой относил к излишествам.

А потому сразу принялся за еду, не сводя глаз с пажа, ибо решил, что тот может рассказать ему немало интересного.

— Ты вот сказал, что тебя послали ко мне из-за того, что в Пьевано мало мужчин. Почему так? Граф Альмерико знатен и достаточно богат, чтобы не испытывать недостатка в слугах. В чем же дело?

Паж уселся на кровать в ногах Панталеоне.

— Откуда вы родом, мессер Панталеоне?

— Я? Из Перуджи, — ответил кондотьер.

— Разве в Перудже не известно, что граф Альмерико превыше всего ценит покой и книги? Его более волнует Сенека, чем какой-либо тиран в Италии.

— Волнует кто? — переспросил Панталеоне.

— Сенека, — повторил мальчик.

— Кто это? — имя это Панталеоне, несомненно, слышал впервые.

— Философ. Мой господин любит всех философов.

— Тогда он полюбит и меня, — Панталеоне допил остатки бульона. — Но ты не ответил на мой вопрос.

— Наоборот, ответил. Я же сказал, что мой господин не содержит двора, приличествующего его высокому титулу. У него только четверо слуг.

— Пусть так. Одного-то он мог выделить мне.

— Не получилось. Винченцо, который помогал вам добраться до постели, его личный слуга. Джанноне присматривает за лошадьми. Андреа мадонна послала в предместье по какому-то делу.

— Ты перечислил трех, а всего-то их четверо.

— Четвертый Джуберти. Но Джуберти как в воду канул. С неделю как исчез.

Панталеоне задумчиво разглядывал потолок, отметив про себя, что исчезновение Джуберти по времени совпадает с бегством Маттео Орсини. Отсюда возникал естественный вопрос, а нет ли прямой связи между двумя этими событиями?

— Ты хочешь сказать, его рассчитали?