Под знаменем Сокола (СИ)

А поскольку у каждого горожанина есть родня и сродники в слободах за пределами городских стен, через ворота с утра до ночи снуют в обе стороны пешие и конные, холостые и семейные. Что же до княжьего двора, то там столы накрытые стоят, бочки пивом пенятся: приходи, угощайся, стар и млад, пей за здоровье князя, ратуй за процветание родной земли.

Когда Неждан добрался до княжеских палат, там посреди двора плетнем заплетался девичий хоровод. Дочери земли вятичей по заведенному издревле обычаю прославляли солнце, приманивали удачу к родному краю, оставляя за пределами необоримого круга все враждебное и чужое. Первой шла, конечно, Всеславушка. Еще издали бывший корьдненский гридень услышал ее пение. Лучше других умела дочь славного Всеволода голосом вести, углы заводить. Даже новорожденное солнышко, как все младенцы предпочитавшее большую часть дня сладко почивать в небесной лазоревой колыбели на перинах из облаков, открыло заспанный глазок, зевнуло, сморгнуло сон и заулыбалось девице во всю ширь.

Ах, Всеславушка, лада любимая! Век бы тебя слушать не наслушаться! Глядеть не наглядеться! Вот, казалось бы, не менее сотни девок красных, сверстниц княжны, невест нарядных кружились по двору в хороводе. В глазах рябило от разноцветных клеток понев, блеска девичьих венчиков, бус и височных колец. А ни одна, даже злая удалая поляница Войнега, не могла превзойти княжескую дочь.

Понятно, что не каждый боярин или торговый гость мог справить дочери такой роскошный убор: тончайшего козьего пуха платок, шубку рыжей лисы, отделанную зеленой, под цвет глаз, парчой, сафьяновые вышитые сапожки. А уж какой венец выковал для княжеской дочери Арво Кейо — залюбуешься. Три золоченые змейки, свернувшись колечками, держат в пастях по кусочку янтаря, к височным кольцам крепятся янтарные же привески, похожие на капли застывшего меда или на пойманные в сосновую смолу солнечные лучи. У самой императрицы ромейской такого не найти.

Но Неждан помнил Всеславушку и в будничном убранстве, а тогда, в овраге, она и вовсе предстала перед ним поцарапанной, перепуганной замарашкой в мужских портах. И все же краше нее он не знал никого на всем белом свете.

Пробираясь сквозь толпу, бывший корьдненский гридень внимательно оглядывался по сторонам, отыскивая знакомых, присматриваясь к тем, кто обосновался в граде в годы его отсутствия. Нынче и тех, и других хватало. Полюбоваться хороводами да отведать княжеских медов собралась великая уйма народа. Серо-бурая у ворот, там, где теснились одетые в нагольные шубы рядовичи и их жены, у крыльца терема толпа расцветала невиданными красками, словно оперенье заморской птицы паулина. Синие да сочно-коричневые суконные мятли гостей из северных земель, парчовые да шелковые халаты хорезмских и булгарских купцов, собольи и барсовые шубы знатных русских воевод и корьдненских нарочитых мужей, отделанные бисером и скатным жемчугом кики боярынь и венчики их дочерей.

Братец молочный Ждамир тоже нарядился в парчу и соболя: следовало перед иноземцами соблюсти величие славного рода. Чай, неспроста молодой князь носил имя основателя Корьдно, старшего сына предка Вятока. Впрочем, тот Ждамир, сумевший и с финнами договориться, и иноземных купцов податями обложить, в самом деле был для соплеменников не только жданным, но и желанным владыкой. А что до его нынешнего тезки, то труса и императорский пурпур не сделает храбрецом.

Рядом с правителем земли вятичей стоял человек, которого Неждан никогда не видел, но сразу признал, ибо его величию не требовалось ни злата, ни парчи. Да и перед кем еще, кроме русского князя, стал бы заискивать чванный Ждамир.

Одетый не лучше последнего из своих людей, Святослав привлекал внимание не столько богатырским сложением, хотя в ширину его плеч вместилось бы два Ждамира. В серых глубоко посаженных глазах горел непреклонный огонь, способный воодушевить не одну тысячу сердец на воплощение в жизнь самых дерзновенных замыслов, а складка упрямого рта, спрятанного под завесой длиннющих русых усов, и гордая посадка головы свидетельствовали о привычке повелевать. Да, этой безудержной силе и воле было тесно в пределах одной земли.

Но вот хоровод завился и развился, одну песню сменила другая, пошла общая пляска с веселой игрой в умыкание, и оказалось, что киевский князь тоже не прочь резвы ноги размять. Впрочем, чему тут дивиться. Лет ему не больше, чем им с Хельги, разве что уже успел обзавестись парой сыновей от своей княгини и еще одного прижил от рабы-ключницы.

— А ну, красавицы! Кто со мной в круг?

Уступив княжескую сестрицу Ратьше Мстиславичу, Святослав со смехом подхватил двух ее самых пригожих да веселых подруг, близняшек Суви и Тайми, с легкостью оторвал обеих от земли, посадил к себе на плечи да закружил посреди двора под общие крики восторга, заглушающие даже веселые звуки бубна и свирели.

Впрочем, как всегда, нашлись и недовольные: