Под знаменем Сокола (СИ)

Всадники, не сговариваясь, пустили коней вскачь: может быть, бой еще не закончен, может быть, кто-то еще пытается держать оборону, сражаясь одновременно с мечом и огнем. Но предместье встретило их безлюдьем. Град, вернее, то, что от него осталось, представлял собой гигантский погребальный костер, словно траурной крадой, ограниченный никого не защитившими валами. Только несколько чудом сорвавшихся с цепи обгоревших, обезумевших от горя псов с тоской выли на пожарище, и с угрюмой и упрямой безнадежностью, остановившимися глазами, не щурясь, взирали на огонь мертвецы.

Соскочив с коня, Неждан слепо двинулся вперед, в зияющий провал ворот, из которых высовывал свой хвост огненный змей. Если Всеслава осталась там, а иного он не предполагал, ему тоже незачем топтать эту землю. Хельги силой его удержал. Как он может?! Бездушный!!! Неужто вправду, как баял давеча князь, свою боярыню разлюбил? Но, глянув в сухие глаза побратима, опоясанные в прищуре сеткой преждевременных морщин, отметив след огня, изуродовавший левую щеку, Неждан вспомнил, для чего мужчина, потерявший все, может и должен жить. Не узнают покоя души погибших даже в светлом раю, если за них некому отомстить.

Доможир подошел к граду так близко, как позволял огонь:

— Я слыхал, петли и засовы этих ворот ковал сам Арво Кейо, — поскреб он пятерней дремучую бороду. — Неужто злоба людская оказалась сильней его ворожбы?

— Не злоба, — Лютобор болезненно скривился. — Никакая ворожба не защитит от предательства. Вы что, не видите, ворота отворены изнутри!

Он уже не смотрел на град. Его взгляд приковывал резко поворачивавший на юг след множества копыт и человеческих, часто босых ног. Ратьшины кромешники вдоволь поживились в княжеском граде, захватили большой полон, угнали скот, навьючили на коней много поклажи. Впрочем, поклажа и скот интересовали Неждана меньше всего, пусть о них светлейший Ждамир горюет.

Всеслава! Почти остановленное горем сердце вновь забилось безумной надеждой. Волглая, сырая земля под ногами, словно раскаленный песок пустыни, жгла подошвы. Он вопросительно глянул на побратима, тот едва заметно кивнул.

— Погоди, Хельгович! — с мольбой в голосе потянул воеводу за рукав новгородец Талец.

Он смотрел на пожарище такими же больными, как у них с побратимом, глазами: в Тешилове у него оставались молодая жена, служанка Муравы, и сын.

— Может, кому-то удалось выбраться из града? Помнишь калитку у реки, ну, ту самую, возле бани и переправы?

Лютобор нахмурился. С одной стороны, занимаясь, возможно, бесплодными поисками, они теряли драгоценное время, с другой — отягощенные поклажей и полоном головорезы вряд ли могли уйти далеко.

Едва спустившись по пологому спуску на берег, они наткнулись на Инвара. Судя по положению простертого на земле тела, именно здесь юный урман принял последний бой. Чей отход он прикрывал, в одиночку отражая атаку не менее чем полудюжины противников, Бог весть, но держался он запредельно долго и, судя по обильно политым кровью следам на земле, двоих из нападавших если не зарубил насмерть, то серьезно ранил. Что же до самого отважного бойца, то, несмотря на количество полученных ран и потерю крови, он подавал слабые, но несомненные признаки жизни.

— Эх, сюда бы нашу боярышню, — сокрушенно посетовал простодушный новгородец Путша, которого даже потеря руки не научила уму разуму.

Хельги глянул мимо него.

— Смотрите, смотрите! — внезапно закричал другой новгородец Твердята.

На дурашливом подвижном лице блуждала чуть виноватая улыбка, тощая длинная рука описывала в воздухе невообразимые фигуры, точно взбесившийся колодезный журавль.

Хотя пламя пожара освещало окрестности не хуже дневного светила, противоположный низкий берег реки так густо зарос ивняком, что даже сейчас, когда кустарник еще не оделся листвой, там нелегко было что-то разобрать. Но вот ветви шевельнулись, расступились, и у кромки воды показались две маленькие человеческие фигурки, в которых даже на таком расстоянии можно было признать новгородскую боярышню и внучка волхва. Мурава сжимала какой-то сверток, при более внимательном рассмотрении оказавшийся сыном Тальца, Твердом. Еще пятеро или даже шестеро малышей, в том числе две маленькие Гостиславишны, держались за ее подол.

Из горла Хельги вырвался звук, похожий на орлиный клекот, правая рука взметнулась к лицу: отчаянный воевода не хотел, чтобы дружина видела его слезы.

Несмотря на то, что проснувшуюся днем реку сейчас в некоторых местах схватил мороз, тончайшая ледяная пленка не выдержала бы веса даже лесного зверя, не то, что человека. Впрочем, на Крите им с побратимом неоднократно приходилось преодолевать по воздуху и бурные горные потоки, и разверзающиеся бездной каменные ущелья. Как оказались на том берегу Мурава и дети, Неждан старался не думать. Впрочем, по Корьдно ходили упорные слухи, что новгородская боярыня знает секрет оборотных чар, и Неждан, вспоминая минойскую фреску, был склонен им верить.