– Город-то проверялся, но не на такие мины. Здесь были заложены не электронные мины, а механические. Оказывается, что эти дураки и мрази все еще пользуются этим старьем. Чтоб их собаки разорвали! – ругнулся Генрих. – Каких размеров эти минные поля, никто толком не знает. Говорят, что они по всему периметру своего движения их закапывали, чтоб нас затормозить, и у них это получилось. Вот же суки, а. Еще и таким гнусным методом. Ну, ничего, мы еще до них доберемся, и справедливость еще восторжествует. Поставить их нужно к стенке одним длинным рядом и перестрелять. Только целиться по ногам и рукам, пусть долго дохнут, истекая кровью. Я с радостью посмотрю как…
– А что им делать оставалось, они убегали, понятное дело, что так просто они нас не пустят к себе, – вдруг перебивая наполненный злостью монолог, заговорил Винсент.
– Слушай заткнись, а. Эти мрази, чуть друга нашего не убили сегодня, а ты их еще и защищать взялся, – взорвался новой вспышкой гнева Генрих.
– Я их не защищаю, я говорю, что их тоже можно понять. Тем более сколько мы народа перебили своими снарядами, ведь там тоже были чьи-то друзья и родные.
– Мы не убивали людей, мы убивали военных тварей, жалких, гнусных, тварей, которые, убегая и прячась за жилые города, раскидывают за собой взрывчатку.
– Так, может, и мы не люди, – все не унимался Винсент и вел дальше свой спор.
– И мы не люди, мы орудия. Но в отличие от них мы орудия для благой цели. Они защищают непонятно что, держат свой народ в тирании, прячутся за домами и спинами. Были бы они людьми, давно поняли все, бросили оружие и сдались. Тогда, возможно, мы бы смогли простить их и принять в нормальное общество или убить милостиво. А до той поры они лишь твари, и людьми их называть – это оказывать слишком большую честь им.
– Генрих, ты хоть себя слышишь? Ты просто брызжешь ненавистью, не пытаясь понять и услышать еще чью-то точку зрения…
– Винсент, если ты не заткнешься, я тебя ударю, – Генрих вскочил на ноги. – За такие слова тебя расстрелять можно.
– Кто дал тебе такое право, указывать, что мне делать? – тяжело дыша и даже задыхаясь, выразительно проговаривая каждое слово, выпаливает Винсент.
Он заикается, бегает глазами и яростно, с откровенной враждой смотрит на Генриха снизу вверх. Мы никогда его раньше таким не видели. Винсент всегда был немного замкнутым, скованным и молчаливым, подобное поведение никак не вяжется с его характером.
– Ах, же ты, сука мерзкая! – большой кулак Генриха прилетает прямо ему в лицо, сваливая Винсента в грязь. – Я тебя предупреждал!
– И что теперь? – у него изо рта капает густая кровь. – Показал свою силу, да? – он поднимается на ноги. – Понравилось? Может, еще ударишь? Вот мое лицо! Вот он я! – при каждом слове кровь вперемешку со слюной вылетает изо рта.
– Винсент, успокойся! – приходя в себя после столь необычного и стремительного поворота событий, закричал Артур. – Хватит!
– Что хватит? Мне или ему хватит? – голос Винсента превратился в громкий крик, глаза вспыхнули от ярости. – Да вы посмотрите на него. Ему же все равно, он хочет только крови. Хочешь убийств? – продолжает орать он прямо в лицо Генриха. – Так давай, можешь убить меня, как убил Эрнеста. Тебе же так понравилось это делать.
– Заткнись! – Генрих повалил друга с ног и придавил его к земле.
– Давай! Давай! Тебе же так хочется почувствовать кровь на руках.
Тяжелые удары больших кулаков посыпались на лицо товарища, превращая его в кровавое месиво. Мы пытаемся оттянуть Генриха в сторону, но он продолжает бить, а Винсент продолжает орать:
– Нет, парни, он хочет крови! – громкое, истерическое эхо смеха вырывается из подобия рта, выдавливая кровавые пузыри. – Пусть же получит ее. Ну, же, сильнее! Не скупись! Тебе же так нравится это делать, – снова смех, от которого мурашки бегут по коже.
– Генрих, перестань! – сквозь раскаты истерического смеха кричит Дин, замыкая шею товарища в замок, и с нашей помощью оттаскивает его в сторону. – Ты же его убьешь!
– Пускай убивает! Не их, так меня, – все так же смеется он. – Хочет, пусть убивает, пусть занимается своим любимым занятием. Ты и в гвардию пришел, для того чтоб убивать? Да? В детстве кошек с собаками мучал, а сюда пришел, чтоб человеческую кровь почувствовать? Я угадал? – слова очень сложно разобрать, челюсть немного отвисает вниз, скорей всего она сломана.
– Да заткнись ты уже, наконец! – во всю глотку орет Артур на Винсента и разворачивается к пылающему гневом, зажатому в моих и руках Дина Генриху, готовому сорваться в любую минуту, как забитый и озлобленный зверь, стоит только его отпустить. – И ты успокойся. Смертей вам мало? Ссор мало? А если бы кто-то из лейтенантского состава увидел ваш балаган, проблемы били у нас всех! – он не просто кричит, он орет, завтра, скорее всего, он и говорить не сможет из-за сорванного голоса. – Герои нашлись, что один истерит, что второй не может сдержать себя. Заварили рты и успокоились, не то, я сам лично пойду и донесу на вас.