Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник

– Однако, – зловеще начала Маша, – в моей трудовой книжке написано «секретарь».

– Нет, – решительно возразил Вадим, который уже порядком замерз, но хорохорился и даже не стал застегивать пиджак, – я давно перевел тебя на должность юрист консула.

– Да ты что! – воскликнула Маша и всплеснула руками. – Наверное, я пропустила этот знаменательный момент.

– Почему ты не напомнила мне? – пошел в наступление Вадим, успевший сообразить, что никакого перемещения не было.

Маша грустно посмотрела на Вадима и с силой потерла виски, как делала это всякий раз, когда у нее начинала болеть голова.

– У тебя болит голова! – радостно воскликнул Вадим.

Маша вопросительно посмотрела на него.

– И чему ты так радуешься?

– Я знаю, что когда у тебя начинает болеть голова, то ты вот так вот трешь виски, – мужчина начал с силой растирать свои идеально причесанные виски.

– Я рада за тебя, – устало пробубнила Маша, – давай зайдем, мне холодно.

Вадим тут же открыл перед девушкой дверь, из которой хлынуло тепло и сладкий запах духов пожилой клиентки. Он поморщился.

Маша быстро скинула пальто.

– Будешь кофе, – спросила она буднично.

– Маруся, – Вадим подошел к ней, взял за плечи и слегка встряхнул, – не отдаляйся от меня, пожалуйста. У меня кроме тебя никого в этом мире нет.

Маша смотрела ему в глаза своими черными угольками, в которых заблестели слезы. Жалость и боль резанули по сердцу Вадима, ему захотелось обнять, пожалеть, защитить его маленькую Марусю от всего мира. И он не нашел ничего лучше, чем поцеловать ее.

3.

Вещи были разложены по всей комнате, в центре лежал пустой чемодан и небольшой квадратный саквояж, в котором стройным рядом стояли разные бутылочки, баночки, тюбики.

– Где ты там остановишься? – спросила Марина Дмитриевна и аккуратно сложила джемпер наверх уже приличной стопки.

– Сначала в гостинице, мне уже и номер забронировали, а потом квартиру сниму, – ответила Мила и убрала из стопки только что положенный матерью джемпер.

– Как же ты там одна будешь, ты ведь последнее время чувствуешь себя не очень?

Джемпер оказался на прежнем месте.

– Уже все хорошо, – смутилась Мила. – Мама, я же всегда об этом мечтала, – девушка обняла мать со спины и зарылась в ее пушистых коротких волосах, пахнущих хной и немного котлетами.

– О чем? О Москве?

– Нет же! Ну, разве ты не рада, что меня выбрали, что я оказалась лучше всех?

Мила разжала объятия и подошла к окну. Огромные пушистые хлопья падали на уже побелевший цветник под окном, оставались на разлапистых ветках черемухи и на шерсти маленькой собачки неведомой породы, которая задорно лаяла и пыталась поймать пастью хоть один такой «ватный шарик». Ее хозяин, маленький сосед Милы и ее семьи, живущий в квартире напротив, усердно копал лопатой снег, успевший превратиться в небольшие белоснежные сугробы. Он поджимал губу от усердия, шапка сползла на маленький лобик и мешала ему, он то и дело останавливался, поднимал шапочку вверх и совсем как большой упирался руками в пухленькие бочки. Родителей не было видно, наверное, они прятались от снега под козырьком подъезда, Миле было странно, как можно прятаться от снега. Тут словно услышав ее мысли, показалась молодая женщины, в дутом пуховике и объемной шапке, на руках белоснежные пушистые варежки, а на ногах мягкие сапожки. Она подошла к карапузу, вытерла ему нос носовым платком с каким-то ярким рисунком, и стянула шапку на затылок, освободив малышу лоб, затем потуже затянула завязки с пампушками на шапке и чмокнула его в носик. Малыш весело засмеялся и упал прямо в кучу снега, которую так упорно сгребал до этого. Женщина замахала кому-то вдалеке и Мила увидела серебристый автомобиль, остановившийся с другой стороны улицы. Из него вылез мужчина небольшого роста, крепкий, с виднеющимся пузиком в распахнутой куртке и с едва заметной лысиной на макушки. Женщина что-то сказала малышу, тот вскочил и с криком бросился к отцу, мужчина на ходу подхватил сына на руки, затем подбросил вверх, и карапуз завизжал от удовольствия. Потом он, не спуская мальчугана с рук, и пытаясь не наступить на прыгающего под ногами пса, подошел к жене и обнял ее, нежно чмокнув в губы. Мила вздохнула и отошла от окна.

Москва встретила Милу серыми пасмурными буднями. На градуснике едва набегало минус пять по Цельсию, под ногами мерзко хлюпало, ноги увязали в грязном от реагентов снегу, новые замшевые сапожки были безнадежно испорчены, а нужный дом никак не находился. Снег же валил и валил, словно в бездонную пропасть, и не было от него уральской радости, морозца и длинных быстрых горок, так чтоб со свистом, криком и непременно на деревянной доске. Мила несколько раз попыталась спросить у прохожих, как пройти на нужный переулок, кто-то пробегал, даже не удостоив ее взгляда, кто-то растерянно озирался и так же неуверенно махал рукой в неопределенном направлении. Только один парень остановился, но и то, чтобы сказать, что он не местный, и показать дорогу никак не сможет. Разве могло так произойти в Екатеринбурге? Ей бы уже давно показали дорогу, подробно рассказав, как пройти.