Подари мне краски неба. Художница

— О чем речь, Татка, — важно произнес Стас. — Ты вообще-то для меня вроде родственницы какой. Столько лет знакомы.

— А я вот сейчас вспомнила комедию с Ришаром и Депардье. Про невезучих. И думаю, Стас, как это я в огромной Москве, на этой колоссальной планете умудрилась связаться с самыми что ни есть козлами? Видать, Стас, я невезучая по жизни. Как, Стасик, и ты. Подумай, подумай. А я пошла по делам. К любовнику. Обыкновенно он надевает роликовые коньки, и я катаю его по пятикомнатной квартире. Никакого секса. Одна сублимация. Что-то я устала от всего.

— Выпьем за дружбу, — предложил озадаченный Стас. — Ты это не меня имеешь в виду, используя столь усложненные и картинные сравнения? Надеюсь…

— Не-а, — ответила Наташа. — Надейся не надейся, а я пошла. Меня ждет лодка.

— Ну ладно, — согласился Стас. — Я здесь, если что. Ключ-то не заберешь?

— Ключ, если что, положи в ключарню. Маленькая железная дверца в подъезде на высоте твоего носа, там крайний правый счетчик.

Ключик-то на него и пристроишь. Может, я не вернусь сюда.

— Да нет, — возразил Стас, — ты уж, пожалуй, возвращайся. Пожалуйста. Жизнь без тебя станет невыносимой.

— Ладно, до завтра, дружище, — ответила Наташа и бросила ключи на стол. — Пользуйся.

«Куда теперь?» — подумала она, выходя из подъезда. В сущности, было некуда деться. Любой ее шаг вплетался в некие новые обязанности. Сегодня ее обрадовало только одно — Леон доложил Стасу, что она больна и скоро умрет. Леон недаром носил кличку Киллер, говорил он все с точностью до наоборот.

«Долго буду жить и счастливо», — решила Наташа.

Она с тоской посмотрела на объявление в метро: «Найти человека». Двадцатилетняя девчонка вышла из дома тогда-то и не вернулась. Неизвестно, что за дом и отчего она в него пока не возвращается. Так думала Наташа, завидуя этому темноглазому дичку. Отчего-то было ясно, что с исчезнувшей отроковицей ничего не случилось. Наташа не могла не вернуться домой. Разница между нею и сверстницей была фантастической. Но в состоянии исчезновения она теперь чувствовала себя как рыба в воде.

И даже не заметила, как легко разрешила нерешаемую задачу, она уже ехала в сторону Никольского-Трубецкого в пресловутый особняк.

По дороге она приметила несколько пейзажей, которые стоило свести в один-единственный и получить шедевр в стиле Коро. Даже воз сена и фрагмент дальней грозы — все как бы требовало немедленного художественного осмысления.

«Нет, это все потом, — заключила она. — Не забыть вернуться».

Во двор особняка она проникла через ту же калитку, которая помогла ей бежать. На верхнем этаже громко звучала одна из ее любимых мелодий, все той же группы «Прокл харум». Остроухова, видать, строила икебану из рюмок и закусок, вдохновляясь любимой песней подруги. Наташа вспомнила дурацкий видеоклип, позднейший, снятый каким-то сумасшедшим на эту легендарную композицию. Темная цирковая арена, белая цирковая лошадь, бегущая по кругу, тут же какая-то лишняя женщина на качелях.

«Все это было похоже на меня нынешнюю», — решила она, внезапно сообразив, что стоит под высоким окном первого этажа и прислушивается к голосам, несколько приглушенным изысканным раскатом английской песни.

Толик, жених Остроуховой, разговаривал с кем-то. Судя по всему, собеседник был по крайней мере в ранге вице-премьера российского правительства. Толик, обыкновенно непроницаемый и самодовольный шкаф, тут говорил сдержанно и льстиво, стараясь не упустить ни одной детали вопроса, им освещаемого.

А собеседник, наверное, буравил его глазами в полном сознании своего торжества над малым сим, вставляя порой:

— Ну балбес! Ну прохвост! Ленина нужно было внимательно читать, Маркса нужно было штудировать. Ну злодей! Ну негодяй! Пижо-он!

В голосе была скорее насмешка, чем раздражение. Видать, барин наслаждался односторонним диспутом.

Наташа не могла врубиться в техническую сторону этой беседы, в которой фигурировали малодоступные термины и обороты, ясно было только одно: речь шла о крупных финансовых махинациях, и вполне успешных. Но она мгновенно насторожилась, услышав следующее:

— Ты, Анатолий, объясни мне, старому дураку, на кой твой Али таскал куда-то Левитана? Эта маленькая дикая лошадь неуправляема, мне сообщили, что она посетила… м-м-м… Лубянку. Я в это не верю, но все может быть, все может быть… Отец ее, покойник, сиживал за разными столами, разные дворы посещал. Мало ли кто этой девчонке в детстве дарил кукол и конфеты. Она сейчас способна на все. Я, конечно, не слишком обеспокоен. Нас с тобой это никак не коснется, в любом случае, так сказать… Но что-то вы тут наворотили…

«Шел разговор веселый обо мне», — только успела подумать Наташа, как услышала дальше: