До утра лежу, то проваливаясь в сон, то снова просыпаясь, и всё время кажется, что я что-то сделал не так. Какое-то тревожное чувство, которое нарастает с каждым часом. То ли пиздец грянет, то ли просто мерещится.
Алкоголь давно выветрился, и я даже немного жалею об этом, зато во рту такая сушь и гадость, точно сто котов разом нагадили. Ненавижу это, потому и пью редко.
Как бы я ни гнал от себя мысли о предательстве Алисы, всё равно от них никуда не деться. Слишком мало времени прошло, чтобы это уже не волновало меня. Завтра узнаю, что там нужно, чтобы подать на развод и избавлюсь от этого брака к херам собачьим, ибо жить с этой блядью в шкуре примерной жены больше не собираюсь. Так к чему морочить себе яйца? Подписать бумажки и дело с концом.
Целый месяц я носился по стране, как грёбаный кролик из рекламы батареек, жил в гостиницах и на съёмных квартирах, работая до усрачки, а вернувшись домой, теперь должен мять бока не в своей кровати. А всё почему? Потому что я придурочный джентльмен. Нужно было Алису на хер из квартиры выкинуть, а не самому уходить. Но честное слово, пробудь я в одном помещении с ней и её трахарем голожопым ещё хоть три минуты — убил бы. И это, к сожалению, не фигура речи.
А ещё мне ничерта не помогли банные процедуры. Не тогда, когда потом столкнулся с Аней в коридоре. Ещё и свет, как назло, отключили, будто кому-то это было нужно. Хрен его знает, что за ерунда творится в моей жизни. Нужно съезжать, определённо. Вот сейчас позавтракаю, ещё раз посмотрю на нудистку и сразу уеду. Прямо сто процентов. Ладно, девяносто девять.
Когда на часах ровно восемь, я, замахавшись лежать, изображая мумию царя Гороха, поднимаюсь с кровати и разминаюсь. Бездействие невыносимо, и хочется двигаться, несмотря на выходной.
Натягиваю на задницу боксеры, потягиваюсь и прямо так, в одних трусах, иду в кухню. Я знаю, что хорош, и внутри меня всё ещё живёт вредный мальчишка, просто обожающий провокации.
В квартире тихо, и лишь в ванной чуть слышно плещется вода. Значит, нудистка уже проснулась. Отлично. Подхожу к двери, пару раз стучу, а в ответ всё стихает. Кран, что ли, выключила?
— Ты там живая? Не утопла? — спрашиваю и смеюсь про себя. Хотя, по-хорошему, нужно бы врезать себе по шее, чтобы не творил всякую хренотень.
— Иди к чёрту! — орёт Аня, а я хохочу уже в голос.
— Ой, не хочу, там жарко.
— Чего ты хочешь? — вздыхает. — В душ?
И почему мне так нравится доводить её? Неужели нельзя просто одеться и уехать? Зачем я всё это творю? В детстве, что ли, не наигрался?
— Хотел убедиться, что ты мне не приснилась.
— Сейчас выйду и что-нибудь тебе оторву. Не мешай купаться!
— Ох, какая грозная.
Аня снова включает воду, а я иду в кухню. Нужно попить воды, чтобы разбавить этот дерьмовый привкус. И поесть нужно хоть что-нибудь.
Открываю шкафчики один за другим, а в них почти пусто. Полупустые пакеты с крупой, остатки сахара, странные сухари. М-да уж, не густо.
Распахиваю холодильник и замечаю пачку сосисок, сиротливо лежащую на полке. Ещё и подозрительные какие-то, явно не самого лучшего качества.
Так, следующим пунктом нашей программы: купить еды. Плевать, если нудистка будет сопротивляться, хрень эту жрать — медленно кончать жизнь самоубийством, причём в страшных муках от свёрнутых в трубочку кишок. Достаю из пакета одну штуку, принюхиваюсь — нет, вроде, ещё живая, не завонялась, — зубами отрываю тонкий упаковочный полиэтилен и съедаю сосиску прямо так, даже не сварив. Я мужик крепкий, переживу, а так нудистке меньше достанется.
Знаю я таких, как она — бедных, но гордых. Деньги, наверное, моей маменьке все отдала, а теперь на бобах сидеть будет. Она и так худенькая, если ещё и голодать начнёт… Я хоть и кусок идиота, но в людях разбираюсь хорошо. Это я в своей жизни порядок навести не сумел, а в чужих только дай волю — вмиг всё по полочкам разложу, даже просить не нужно.
Щёлкает замок, и дверь в ванной с жалобным скрипом отворяется. Усмехаюсь, доедая вторую сосиску, но поворачиваться не тороплюсь. Оттягиваю момент, когда смогу сполна насладиться густым румянцем на щеках Ани. И её возмущениями по поводу еды.
Чёрт, что-то меня совсем поволокло. Надо было всё-таки напялить шорты хотя бы, а то член, боюсь, выдаст меня с потрохами. А и ладно. Мне кажется, Аня вчера вечером без лишних слов поняла, каким образом действует на меня.
— Теперь ты и без штанов, да? — несётся мне в спину, а я поворачиваю голову и пару секунд смотрю на Аню, у которой в глазах такой огонь полыхает, что обжечься несложно. — Ты отвратительный невоспитанный тип! Завтра вообще, с голой задницей шляться будешь?!
— Да, я сволочь и негодяй, — киваю и съедаю третью сосиску. Чёрт, ерунда соевая, а вкусно на удивление. — Но без трусов ходить буду, только если попросишь.
Поворачиваюсь к ней и демонстративно сую в рот последнюю, третью, сосиску. Всё, дело сделано — адский выкидыш отечественной колбасной промышленности исчез в моём организме.
— Ты… ты что делаешь?! — восклицает и расширившимися от ужаса глазами смотрит на пустой пакет в моей руке.