Подари мне себя до боли (СИ)

С этим синдромом вся страна. Вообще, менталитет русского человека выстрадан жертвами обаятельных психопатов. Когда условный царь — он и батюшка и палач. И все перед ним на коленях, ждут, помилует иль накажет…

Так что, пусть первый кинет в неё камень тот, кто никогда не испытывал симпатии к сильным мира сего, какими бы подонками они ни были!

Вздохнула в миллион второй раз.

Нужно прекращать эти токсичные отношения, пока не стало слишком поздно. Пока она окончательно не сошла с ума. Потому что всё к тому и идёт!

От любви к палачу…

Выводы разума грустные и бесперспективные, как ни крути. А сердце рвалось на части от тоски по его губам.

То и дело всплывал в мозгу взгляд, которым он наградил Соню в тот день на прощание. И он был каким угодно, только не прощальным… Моронский не даст Соне уйти. Самое печальное, что даже если получится уйти физически, мысленно — уже никогда!

«Давай, Соня, откровенно, — говорила она сама себе, глядя в потолок, — ты и сама не готова уйти. Ни физически, ни мысленно. Особенно — физически. Ты просто ждёшь каких-то действий, которые будут достаточно убедительны для «прощения»! А не боишься, что он просто вскроет квартиру, как консервную банку, и вытащит тебя?»

Он же, судя по всему, ещё не наигрался.

И здесь, если обида теряла силу сопротивления, то гордость только набирала обороты.

Ну, возьмёт она, ответит на звонок, дальше что? Что он скажет? «Не цепляйся к словам, малыш, давай лучше потрахаемся, я же знаю, ты горишь!». Нет! Она горит, конечно, но не готова бросаться к нему по первому зову. Даже по второму не готова.

А потом Сонина жизнь, как в песне, превратилась в цветы! В прямом смысле.

Обычно, цветы после ссоры — это такой способ сказать «прости», нет? Но судя по всему, вины за собой Моронский не осознавал. Вообще.

Мама увидела самый первый букет и сказала, что это издевательство, а не букет! Когда пришёл третий точно такой же — сказала: нет, это не издевательство, а изощрённая пытка! И Соня не могла с ней не согласиться. Потому что это были РОЗОВЫЕ ГВОЗДИКИ!!! ОХАПКАМИ! Ежедневно! И это было почти так же чудовищно ужасно, как и его картины!

И, как будто, всего этого ей было мало, так ещё и подозрительно активизировался Лев.

— Мама, скажи честно, это твоя работа? — Соня возникла на кухне, после того, как в очередной раз попыталась объяснить Льву по телефону всю неразрешимость их драмы. Человек не понимал.

— Сонь… — мама замялась, — я просто подумала… ну парень же ждёт, не смотря ни на что. Звонил пару дней назад, спрашивал как дела, ну я…

— Мама, я… — Соня сжала в кулаках желание нагрубить маме. — Ну, я прошу, пожалуйста! Больше так не делай! Я ему в последний наш разговор такого наговорила! Специально, чтобы отстал! Чтобы дорогу сюда забыл. А ты опять ему калитку приоткрыла. Не нужен мне мужчина, который, не то что за меня, за себя постоять не может! Гордости, как у кочерыжки! — фыркнула и плеснула в чашку с чайным пакетиком кипятка.

— А какой нужен? — мама дёрнула плечами и отбросила полотенце на стол. — Этот твой? Из-за которого ты не ешь ни черта, один чай швыркаешь? Ходишь тенью. Или лежишь в темноте, в потолок смотришь? — мама закинула голову к потолку, скрестив на груди руки, как покойник, и закатила глаза. — Все было нормально, пока ты с Лёвой встречалась!

— Вот именно «нормально»! — Соня стукнула чашкой об столешницу, расплескав чай, — Как в болоте! Тёпленько, мягонько, но скучно, аж зубы сводит. Поспали — можно поесть, поели — можно поспать, — проквакала она.

— О! Зато с этим твоим прям не соскучишься! Да?

Соня молчала, сопела угрюмо, рассматривая содержимое чашки, нервно болтая в ней пакетиком.

— Соня, — мама заговорила мягче, ласково, — он любит тебя.

— Кто? — Она подняла взгляд на маму.

Вера Александровна шумно выдохнула и опять закатила глаза к потолку.

— Лёва! Лёва, конечно же, дурочка. Не этот же твой…

— Ма, у него имя есть! — тихо осведомила ее Соня. — Макс.

— Да какая разница, Макс-Шмакс! Таким, как он только одно нужно! — горячо выпалила мама.

— Ага! Совершенно верно. И с такими, как он, это незабываемо, да мам? А Лёве знаешь что нужно?

— Что?

— Вторая Клара Абрамовна! Чтобы сопли ему подбирала и пироги с рыбой пекла!

— Что плохого в пирогах?

— Маамаа! — протянула Соня в отчаянии, резко встала из-за стола и вышла.

Рухнула ничком на кровать. Рыдания рвались из груди, но она душила их многострадальной подушкой.

Какая дурацкая ситуация! Хуже не придумаешь. Уже и готова простить, да никто не спешит извиняться… Действительно, пусть лучше он вынесет дверь ее квартиры, прежде чем Соня позвонит сама, заплатив за это остатками самоуважения!

Мама тихонько вошла в комнату, села на край кровати.