Подари мне себя до боли (СИ)

— Трехцилиндровый, рядный, жидкостного охлаждения, 12 клапанов, — нахваливал близнеца Моронский. — Хищник, но если найти подход, становится ручным. До сотни разгоняешься за 2,5–3 секунды, легко, просто кликаешь передачами и выкручиваешь гашетку.

Соня хлопала глазами, разглядывая байк и ни слова не понимала. Она ничего не смыслила в мужских игрушках, которыми они все время хвастаются, поэтому эти технические характеристики ей — что филькина грамота.

Тем временем, Макс подошёл к небольшому шкафчику и вынул оттуда две чёрные, тяжелые кожаные куртки с уплотнёнными вставками на рукавах в области плеч и локтей. Одну он протянул Соне.

— Зачем? — недоуменно спросила она.

— Надевай, прокатимся.

— Я… я не… нет! — Соня опешила.

— Вообще-то я не спрашивал. Надевай.

— Послушай, — начала Соня, — достаточно того, что ты привёз меня сюда против моей воли! Но я не сяду на ЭТО ни за что, слышишь?!

Моронский молча отложил свою куртку на сидение мотоцикла и подошёл к Соне. Так же молча, не давая ей дернуться, надел на неё куртку, и застегнул молнию до самого подбородка.

— Не бойся, тебе понравится, — спокойно сказал он, игнорируя нервное сопение Сони. — Ещё вот ботинки нужно надеть, а то в кроссовках щиколотки о выхлопную можно обжечь.

Он сел перед Соней на корточки, стянул с ее ног по очереди левый и правый кроссовки, ловко надел и зашнуровал высокие кожаные ботинки, которые Соне были велики размера на три. Затем облачился сам, выкатил железного коня из гаража во двор и завёл, от чего в первую секунду-две у Сони заложило уши.

— Н… нет, п-пожалуйста, — взмолилась Соня, боясь что вот-вот расплачется. Даже попятилась назад в жутко неудобных ботинках, но Моронский водрузил Соне на голову шлем, затянул под подбородком, взял за руку и потащил к мотоциклу. Усадил на пассажирское сидение (если можно было так назвать маленькое место позади водителя), сел сам и надел свой шлем.

— Обними! — услышала Соня приглушённый шлемом приказ.

Девушка мешкала.

— Обними, говорю, упрямая!

— Какая же ты сволочь, Моронский! — громко крикнула Соня и нехотя слегка обхватила полы куртки по бокам Макса.

Двигатель заревел. Моронский аккуратно вырулил со двора и выехал на подъездную дорогу. У Сони тряслись поджилки. Она на автомобиле-то скорости боялась, а тут сидишь ничем вокруг не защищённый. А если сдует? Ей уже казалось, что они едут слишком быстро. Но скорость, как будто, только нарастала. В какой-то момент она почувствовала, что если сейчас не обхватит Макса со всей силы, то просто улетит назад.

И она обхватила. Что есть силы вцепилась в него обеими руками, и не в силах посмотреть, что происходит вокруг, зажмурила глаза. Сразу же почувствовала, как Моронский погладил одной ладонью сцепленные в замок вокруг его талии Сонины руки.

«Гад, — подумала Соня, — держись за руль обеими руками!»

«Пожалуйста!»

Рука его вернулась на руль и Соне показалось, что мир вокруг размазывается. Она уже ничего не слышала и не видела, кроме свиста ветра и нарастания низкого, утробного рыка из глушителей.

А когда мотоцикл вдруг стал входить в поворот и ей показалось, что они сейчас просто лягут на дорожное полотно, Соня завизжала. Как визжат на Американских Горках. В голос.

Глава 10

Едва стих рокот мотора, игнорируя все риски свернуть или сломать себе что-нибудь, Соня соскочила с мотоцикла. Зацепилась ботинком за какую-то железяку, все-таки, но, слава Богу, устояла. Передоз адреналином не способствовал ровному течению мыслей, а злость доминировала над всеми остальными эмоциями. И скрывать она это не собиралась.

— Ненавижу тебя, Моронский! Слышишь? — Соня резко стянула с себя шлем и сдула с лица выбившиеся пряди.

— Ш-ш-ш, тихо, тихо, — Макс тоже снял шлем и поднял руки щитом. — Я бы на твоём месте не разбрасывался признаниями. Ты в курсе, что Фенилэтиламин — вещество, вызывающее чувство влюбленности, входит в химическое соединение, которое мы привыкли называть ненавистью?

Он сделал пару шагов вперёд, расстёгивая куртку.

— Не подходи ко мне! — предупредила Соня. — Куда ты вообще меня привёз?

— На речку, не видишь? Красиво. Природа. Ты и природу не любишь так же сильно, как и меня?

— Не произноси этого слова, Моронский, — прошипела девушка. — Что ты можешь знать о любви, у тебя один секс на уме!

Макс взъерошил примятые шлемом волосы.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Я люблю рибай, но у меня никогда не возникало желания его трахнуть.

О, это невыносимо! Просто невозможно! Соня закатила глаза и подняла голову к небу. Как с ним разговаривать? Как ему обьяснить? Что нужно сделать, чтобы он прислушался? Стать такой же циничной тварью, как он?

— Ты, вообще, любил когда-нибудь? — без особой надежды на вразумительный ответ, наконец, спросила она.

— Ну, в третьем классе мне очень нравилась одна девочка. Я ей признался в чувствах, а она подняла меня перед всем классом на смех. — Макс снял куртку и Соня невольно засмотрелась, как перекатываются под смуглой кожей твёрдые мышцы, увитые стеблями вен.

— И ты теперь отыгрываешься на всех женщинах? — она прищурилась, принудив себя отвести взгляд от его мощной груди.