Гаснут фона-фонари, ты опять из дома
И снаружи, и внутри улицы знакомы
Говорила мама — не гуляй до темна
Мама говорила…
Сладкая девочка — магнит для мудаков.
За тобой повсюду стаи мужиков
Залюбила мама и разбаловала
Мама залюбила…
Он знает пароль, ты любишь боль
Знает, тебе понравится
Крепче ладонь, по венам метро, секунда и ты отправишься
Он знает пароль, ты любишь боль
Знает, тебе понравится
Крепче ладонь, по венам метро, секунда и ты…
SEMENYAK «Героин»
Соня уже думала, что это мучение никогда не закончится. Находиться с ним так долго в замкнутом пространстве автомобиля было невозможно. Это подавляло ее, держало в напряжении, изводило и заставляло сильнее сжимать колени.
Но, наконец, машина свернула с трассы. Попетляла по узкой асфальтированной дороге, проложенной вглубь леса и остановилась у высокого каменного забора с тяжёлыми воротами.
Ворота разъехались, машина вкатилась на вымощенный плиткой двор и остановилась перед особняком сложной геометрии. Домина из стекла, дерева и камня утопал в кронах и зелени соснового бора. Односкатные крыши дома совсем немного поднимались от стен здания и со стороны двора казалось, что то самые высокие помещения дома располагаются в дальней части конструкции, образуя ступенчатую форму. Да, загородный дом Моронского выглядел ультрасовременно, но в то же время уютно что ли… Не было ощущения, что от дома веет холодом и мраком, как это часто бывало, когда создатель подобного архитектурного проекта сухо просчитав планировку, к зонированию и подбору материалов подошёл «спустя рукава». Здесь же стекло, камень, дерево как будто перетекали друг в друга и образовывали единое гармоничное пространство. Передний фасад первого этажа был полностью из стекла и камня, сплошная стеклянная стена не оставляла простора для фантазии — нижний уровень резиденции просматривался насквозь. «Особенно красиво здесь будет вечером, наверное, когда в помещении зажжется свет.»
В общем, картинка совершенно не вязалась с образом, который Соня спроектировала у себя в голове, успев познакомится с некоторыми сторонами личности хозяина. Соня бы даже могла признать, что ей здесь нравится, но не могла — обстоятельства не позволяли.
— Максим Андреич, у меня все на старте давно, — услышала Соня мужской голос и обернулась. Навстречу им семенил маленький, абсолютно лысый и сухонький, даже, как будто вяленый на солнце, мужичок.
— Саныч, познакомься, — Моронский приобнял Соню за плечи, но она отшатнулась. Максу это явно не понравилось, но вида он почти не подал. — Это Соня, моя гостья, — представил он ее мужичку.
— Красииивая, — протянул мужичок и широко улыбнулся, обнажив редкие, прокуренные зубы, — Сан Саныч. Можешь просто Санычем звать, я тут навроде завхоза, заведую по хозяйственной части, значит. Проходите в дом, чего во дворе топтаться. Банька топится. Мясо сегодня будет — забалдеете!
— Ты не торопись, Саныч. Мы пока не голодные. — сказал Макс, плотнее прижимаясь к Соне сзади. — Мы пока аппетит нагуляем. Пойдём, спальню тебе покажу. — шепнул Моронский на ухо, и снова опустил свою руку ей на плечо.
Можно подумать, у неё есть выбор. Конечно пойдёт!
И пошла, но руку его скинула и широко шагнула вперёд, разрывая соприкосновение тел. И тут же была остановлена. Он схватил ее за капюшон толстовки, дёрнул назад на себя, развернул и стиснул ручищами.
— Строптивая, да? — прорычал он очень близко от ее губ, — Спорим, ты сегодня добровольно вцепишься в меня, как в последний раз, будешь льнуть ко мне всем телом и визжать от удовольствия? Про все забудешь, хорошая девочка!
— В своём уме? — задохнулась Соня, в очередной раз поражаясь его самомнению. Однако, тело ее реагировало совсем не так, как сознание. Она почувствовала, как где-то там глубоко внутри между ног мышцы свело спазмом. Почти до боли. Но вместе с тем мучительно приятно. — Не будет этого!
— Клянусь, Орлова, сегодня ты сама будешь обнимать меня крепко и кричать. Если до вечера этого не случится, отпущу и оставлю в покое навсегда. Если я выиграю спор — мы проводим ночь в одной постели! — И добавил: — Просто спим, успокойся! Если сама не попросишь.
Ага, держи карман шире!
— То есть, я правильно поняла, — решила уточнить Соня. — Если я добровольно обниму тебя, я проиграла?
— Да, совершенно верно. Обнимешь. И будешь при этом визжать от удовольствия.
— Моронский! — Соня засмеялась, потому что это было действительно, смешно. — На свете нет такого вещества, которым можно так обдолбиться!
Зубы Моронского сжались, брови съехались. Соня пикнуть не успела, как его правая ладонь крепко обхватила ее нижнюю челюсть. Пальцы надавили на щёки. Больно, между прочим!
— Строптивая, дерзкая! Смеёшься? — рыкнул он в её открытые губы. — Все, как я люблю! Тем слаще будет ставить тебя на колени.
Вот здесь стало не до смеха. Вот тут коленочки-то сами и подогнулись.
— Теперь пойдём, покажу тебе НАШУ спальню.
Он ослабил тиски, взял за руку и потащил к дому.
Соня закатила глаза, но поплелась следом, путаясь в ногах. Сил показывать характер уже не осталось. А сопротивление его только заводило, судя по всему.