Подари мне себя до боли (СИ)

Вот так живет себе одна маленькая девочка и горя не знает. До поры до времени. А потом «бац!» и в ее жизни начинаются какие-то «пятьдесят оттенков».

Да какие там пятьдесят! Шестьсот шестьдесят… шесть! И не серого! А темно-красного. Все, какие есть — от цвета корриды до чёрной крови на песке…

И ладно бы, она была в восторге от… жанра! Но фильм, на который они таскались с Нелькой ещё студентками совершенно не впечатлил. Всеобщего экстаза, возглавляемого королевой факультета — Самойловой Настей, Соня не разделяла. Та ходила на каждую часть по три раза, зачитала до дыр книги и поставила себе цель — обзавестись личным Греем, о чем даже несколько раз громко заявляла вслух. Соня тактично опускала ресницы и вздыхала. Благодаря очередному голливудскому выкидышу, благородный, романтичный капитан Грей из девичьих грёз об Алых парусах, превратился в обожаемого всеми слащавого, перверта с кучей комплексов и расстройств личности, который, к тому же, ещё и дерётся. Самойлова, да и сама Нелька, как бы она не скрывала этого от подруги, видели на экране отредактированную временем нравами сказку про Золушку. Соня помалкивала. А все потому, что в детстве мама читала ей правдивую нетленку про «Синюю Бороду», в плену которого пропадали наивные женщины, а не сказочку про замарашку, которой сладкий принц примерял хрусталь на ножку.

— Никогда не пойму вас, девчонки, — как-то неосторожно брякнула Соня. — Это больные отношения. Как можно всерьёз мечтать о таком извращенце, как этот ваш Грей?

«Никогда»! Это слово нужно было вычеркнуть из вокабуляра ещё в детстве, высечь вместе с его производными, наложить вето, секвестр, санкции и не произносить его вслух, словно страшное проклятие! Но слово — не воробей, а судьба знает способы пошутить над излишне эмансипированными и самоуверенными барышнями. Взяла и материализовала озвученную Самойловой мысль в Сониной жизни. Бабах! Нате — жрите, не подавитесь.

Она с трудом открыла глаза и не сразу сообразила, какое время суток за окнами.

Солнце больше не било в стёкла бетонной лофт-пещеры Моронского. Оно было ещё высоко, но чувствовалось, что светило несколько устало и скоро начнет клониться ко сну…

Стоило только вспомнить, где она очнулась и рядом с кем, как сознание всполошилось, наполнилось вспышками образов, картин, слов и эмоций.

Соня зажмурилась до рези под веками и рвано втянула воздух, задохнулась в растерянности, не зная, куда себя деть.

Стыдно было, горячо, запретно. Запредельно!

Такого просто не может быть! Такого просто не бывает! Это было не с ней! С кем угодно, но не с ней…

Она даже предположить не могла, что все это пошлое, дикое, что показывают во взрослых фильмах и что она видела на тех картинках у Нелли в галереи, может быть на самом деле. С ней! Это не плод извращённого воображения. Не чья-то фантазия. Не продукт порно-индустрии. Это все было по-настоящему! И самое главное: она позволила с собой всё ЭТО сделать! Безропотно. С покорной смиренностью. Приняла наказание.

И сгорела в ощущениях. Получила удовольствие от того, что должно было вызвать, как минимум, возмущение. Смесь боли, стыда, возбуждения и кайфа сложились в комбинацию химических элементов, подчиняющую разум, выкручивающую все чувства на полную катушку. Если бы можно было синтезировать эту комбинацию в порошок, таблетку, жидкость, все забыли бы про кокаин, героин и другие психотропные вещества. Один минус: привыкание стопроцентное с первой же дозы. Зависимость — неизлечима.

Какой там блёклый мистер Грей с его выстиранными оттенками? По сравнению с Моронским киношный садист — просто задохлик с наклонностями. Не более. Много шума из ничего.

Позади сопел настоящий доминант. Животное. Она терпела тяжеленную ножищу Моронского у себя на левом бедре, ощущала его жар всем телом, закипала в напалмах его храпа. «Интересно, а когда он один спит, он куда ногу закидывает?» Почему-то мысль, что он может спать не один и не с Соней вызвала спазм в солнечном сплетении. Сердце зашлось. Соня сделала пару глубоких медленных вдохов и выдохов.

Мамочка! Куда она летит со всей дури?

Мамочка!!!

Соня в ужасе вытаращила глаза. Она же ей так и не позвонила! То есть, мама уже сутки не знает, где ее дочь и все ли с ней хорошо? Она же там с ума сходит!!!

Софи аккуратно поерзала, расшевелила придавивший ее шлагбаум и начала медленно выползать из-под Моронского, миллиметр за миллиметром двигаясь к краю кровати.

— Куууда?! — вдруг сонно рыкнул зверь и сжал в лапе Сонины волосы, когда финишная линия была уже совсем близко.

Она вынуждена была упасть на лопатки. Над ее лицом тут же возникла бородатая физиономия с глазами-углями.

— Куда это ты собралась? — прохрипел Моронский.

— Мне… я… телефон…

— Зачем тебе телефон?

— Мне маме надо позвонить. Она меня потеряла со вчерашнего вечера.

— А… — он ослабил натяжение Сониных прядей и резко перекинул ее на себя, усаживая сверху, — не кипишуй, она знает где ты.

Соня часто заморгала и замерла, забыв про смущение в надежде, что ослышалась.

— Это шутка такая, Моронский?

— Да, какие уж тут шутки, Орлова?