— Да как же иначе? Неужели огорчаться, узнав, что скоро я могу стать отцом? Но если уж у меня должен быть ребенок, то я, черт меня побери, приложу все силы, чтобы он явился в мир, надлежащим образом для него устроенный. Я хочу, чтобы он родился в нормальной семье, в доме, где его встретят мама и папа. — Саймон усмехнулся чему-то своему, мелькнувшему перед его мысленным взором, и продолжал: — И что, кстати, может сделать ребенка счастливее, чем присутствие рядом мамочки, которая днем и ночью заботится о нем и с удовольствием будет участвовать в нудных заседаниях родительского комитета, когда ее дитя начнет ходить в школу?
— Ты смеешься надо мной.
— С какой стати мне смеяться? Я заранее горжусь и ребенком, которого рано или поздно мы заведем, и его нежной и любящей мамочкой, которая, уверен, никогда не оставит его. А я, со своей стороны, сделаю все, чтобы она его не покинула. Ох, Ярдли, а я-то все пытался придумать, как получше сделать тебе предложение. Думаю об этом все время с тех пор, как вернулся. Да и в поездке думал о том же.
— Саймон, ты благородный человек и не желаешь оставить женщину в подобном положении. Но ты должен знать: я в состоянии сама позаботиться о себе и своем ребенке. Не подумай, что своими разговорами о беременности я пытаюсь вынудить тебя на определенный шаг. Просто я не могла не сказать тебе… А уж как там сложится…
Он потупился, запустил обе пятерни в свою шевелюру и довольно мрачно сказал:
— Черт возьми, Ярдли! Я хочу иметь семью. И всегда этого хотел, но давно уже потерял надежду, что встречу кого-то вроде тебя, кого-то, с кем я захочу соединиться в браке. Даже успел убедить себя, что счастье не для меня, что со мной никогда не будет в этом смысле ничего хорошего. Но вот, когда я уже совсем отчаялся, произошло чудо — я все же тебя нашел, единственную, такую желанную для меня женщину. Впервые мир открылся мне в своем истинном свете, впервые мне засияла надежда, а ты говоришь такие вещи… Да если у нас будет ребенок, разве я допущу, чтобы он жил без отца? Кому, как не мне, понимать, что ребенку нужны оба родителя. Оба, Ярдли!
— И все же знай: я не заманиваю тебя в ловушку, Саймон.
— Такие женщины, как ты, Ярдли, никого не заманивают в ловушку. А теперь успокойся, тем более что тревога может оказаться ложной. Первое, что надо сделать, это удостовериться, верно ли твое предположение.
— Да, конечно, я это сделаю, не откладывая. Но знаешь, я совсем не была готова… Правда, последние несколько дней у меня кружилась голова, поташнивало, да и задержка небольшая… Но я как-то не обратила на все это внимания. А вот сегодня утром вдруг задумалась… Впрочем, все это, возможно, просто последствия стресса.
— Стресса?
— Ну да. Это то, о чем сказал мне врач по поводу моих коротких недомоганий.
— Думаю, в том отчасти и моя вина. А потом ты столько провозилась с приступом Мими, перенервничала, не мудрено почувствовать после этого слабость. Да и вообще, все эти споры, раздоры… Послушай, давай теперь же поедем в Лас-Вегас или еще куда-нибудь и поженимся, не дожидаясь, пока выяснится с беременностью.
— Тайно? — спросила она.
— Почему бы и нет?
— Я не могу.
Он помрачнел.
— Не можешь выйти за меня замуж?
— Не могу сделать этого тайно. Я не хочу выходить замуж вдали от моей семьи. Мими и так уже получила удар, узнав, что Селина, мало того что сбежала, еще и без ее ведома замуж выскочила. И потом, Саймон, а как насчет твоего отца? Я ведь никогда даже не видела его. И вообще, я ведь еще не сказала, что хочу выйти за тебя замуж. Нет, все это просто сводит меня с ума…
— Послушай, бэби, я бы с удовольствием выпил чашечку кофе, если мне предложат, конечно.
— Ох, прости.
Она налила ему кофе, и он сделал первый глоток. Кофе был превосходен, но успел уже немного остыть.
— Знаешь, Ярдли, — вновь заговорил он, — когда я был ребенком, то ненавидел отца за то, что мама оставила его. Думал, что если бы он действительно любил ее, то наверняка мог бы что-то сделать или просто что-то такое сказать, что удержало бы ее от бегства. Я и себя ненавидел, потому что подчас мне думалось, что она бросила нас из-за меня. Так что беременна ты или нет, тебе следует знать: единственное мое желание — сделать тебя счастливой. Ты понимаешь? Кстати, без тебя и сам я буду несчастен, ибо хочу, чтобы ты была моей женой и чтобы у нас были дети, когда бы ни родился наш первенец — сейчас, через год, через два года. Об одном только прошу тебя, не слишком его балуй.
— Его? — спросила Ярдли.
— Ну, если это будет девочка, ей все равно придется играть со мной в футбол. Так что давай сначала мальчишку.
Встав со стула, Саймон прихватил со стола чашку, сделал глоток кофе, но совсем не почувствовал его вкуса. Слишком уж был взвинчен. Поставив чашку, он подошел к Ярдли и, став за ее стулом, слегка помассировал ей плечи, а потом просто обнял и прижал к себе.