Подарок крестного

Уже зевающий Михайло быстро очнулся, увидев наконец явившуюся Марию. И кто бы мог подумать, что из той шустрой девчонки, которую нещадно лупила его Новгородская тетка, вырастет такая красавица! Казалось, искусный мастер сотворил стройный стан Марии, настолько соблазнительны были все изгибы девичьего тела, а пленительный взгляд черных, как ночь, очей, словно завораживая, заставлял забыть обо всем на свете. И только полные цвета вишни уста, которые по-прежнему – то ли в улыбке, то ли в усмешке сжимала стоящая перед ним девица, выдавали прежнюю знакомую.

– Здравствуй, Машутка, – улыбаясь, обратился к ней Михайло.

У Марии аж внутри все перевернулась – давно, еще с Новгорода, не называл ее никто ласковым детским именем.

– Здравствуйте, Михайло Захарыч, – не как к прежнему знакомому, который просил называть себя Михайло, но как к нынешнему господину и знатному боярину обратилась Мария.

– Почто ты такая сурьезная? – удивился Михайло. – Что-то не узнаю я хохотушки да веселушки…

– Да и у боярина, я смотрю, тоже кручинушка есть, – озорно взглянув, отвечала Мария.

– Верно подметила, – улыбнулся Михаил, – потому и позвал.

– Неужто? А раньше, выходит, никогда не кручинился? – отвечая ему такой же улыбкой, спросила Машутка.

Михайло рассмеялся. Пока он не видел Марию, она, кажется, совсем по-другому научилась разговаривать с мужчинами. Ему еще в Новгороде нравилось болтать с Машуткой, а теперь, когда она повзрослела, у него начал просыпаться к ней интерес.

– Так что, развеселишь немного боярина? – все еще улыбаясь, поинтересовался Михайло.

– А что, без Машутки боярин никак не перестанет кручиниться? – не желая сдаваться, озорничала Мария.

– Боярин-то может и перестанет кручиниться, да неужто самой иногда повеселиться не хочется? – поддерживая ее шальной тон, спросил Михайло. И вновь становясь серьезным, сказал, – Ну, садись, рассказывай, куда тебя определили?

Машутка, поняв, что боярин что-то затевает, не стала больше лукавить и подробно рассказала о своей жизни. Михайло, выслушав ее, предложил заняться воспитанием Андрюши, и Мария с радостью согласилась – теперь из дальнего угла терема она переберется в господские палаты, рядом с Михаилом!

Успокоив свою совесть и одним махом решив сразу две задачи – кому поручить воспитание мальца и как облегчить жизнь теткиной подопечной, Михайло немного спустя вдруг поймал себя на мысли, что у него слишком часто возникает желание повидать Машутку.

Однако Михайло не стал противиться этому желанию, и под разными предлогами все чаще и чаще стал навещать Андрюшку, а то и просто бесконечными разговорами заставляя Марию оторваться от дел.

А Машутка сразу поняла, в чем тут дело, но виду не показывала, хотя сама была без ума от Шорина. Она все так же лукавила с боярином, немного потакала его прихотям: хотя и без ведома Михаила знала многие вещи, но слушала его с открытым ртом, теша его мужское самолюбие. И она не ошиблась – Михаил, найдя в ней не только красивую женщину, но и интересную собеседницу, умелую слушательницу, попал-таки в ее сети.

Машутка, несмотря на молодость, и свою со всей силой разгоревшуюся страсть, была, однако, не так проста. Поняв, что ей впервые за всю жизнь повезло, она захотела полной победы, и решила получить либо сразу все, либо ничего, и долго ждала, когда же наконец Михайло сломится.

В очередной раз зайдя проведать маленького Андрюшку, Михайло застал Марию одну. Как выяснилось, малец сильно раскапризничался, долго не мог уснуть, и после того, как чуть ли не весь терем пытался его успокоить, в конце концов почему-то заснул на руках у Прасковьи. Та же, боясь, что перенося Андрея в его палату, разбудит его и уж тогда-то он точно не угомонится, оставила его почивать в своей горенке.

Как всегда, завели беседу: Михайло задирался, Машутка отвечала ему так же, а потом, уже забыв с чего начинали, долго смеялись в один голос над какой-то прибауткой Михаила.

Видя, что Машутка настроена как нельзя лучше, Михайло наконец решился поговорить с ней о главном.

– Знаешь, Мария, а я ведь давно с тобой серьезно поговорить хочу.

– Знаю, – улыбаясь, – ответила Маша, и этим простым ответом так смутила Михаила, что он даже растерялся.

Однако, придя в себя, теперь уже Михайло решил смутить Машутку.

– А коли знаешь, что ответишь? – спросил он, тесно прижимая к себе Машутку и глядя на нее мутным от страсти взором.

Та немного помолчала, размышляя, но все-таки решила рискнуть. Снизив голос до шепота, чтобы вдруг кто не услышал, отвечала:

– Михайло Захарыч, а ведь мне ведомо, что Настасья не в монастырь уехала… Коли она, при живом-то муже, не смущаясь, супругою Гришкиной зваться будет, чем же я хуже? Конечно, никогда мне не стать боярыней, да и не о том пекусь. С малолетства я работы не боялась, и впредь не собираюсь бездельничать, но скрываться ни от кого боле не желаю – коли хочешь, чтоб твоей я была, не стыдись своей зазнобушки.