Сидели мы с ним на берегу небольшого озера, неподалеку от Москвы-реки. Между мной и Серегой клонился к воде куст ивы. Я сидел правее куста, он левее. Садок для рыбы у нас был один на двоих, и мы его привязали за куст и опустили в воду. Не знаю почему, но у меня в тот вечер, как говорят заядлые рыбаки, «клевало по-страшному». Я не успевал насаживать червей, даже пришлось переключиться на одну удочку: с двумя не мог справиться. Правда, карась шел мелкий, но нет-нет да и попадется трехсотграммовый «лапоть».
Серега сидел пришибленным.
— Ну что? — спросил я, снимая с крючка очередного карасика.
— Зола... — вздохнул Серега.— Ни одной поклевки!
— Перебирайся ко мне,— предложил я,— места хватит.
Серега тут же подсел рядом. Но стоило Сереге вытащить первого карася, у меня как обрезало. Какую только наживу я не перепробовал, ничего не помогло. Тогда я ушел на его место. Но там то же самое: карась не брал.
«Не жадничай. Получил удовольствие, хватит. Пусть товарищ порадуется...» — наблюдая, как Серега опускает в садок золотую рыбину, успокаивал я себя.
Но я заметил: прежде чем опустить, Серега поднес вначале карася к губам, подержал немного, карась затрепыхался, Серега сплюнул в сторону, потом опустил.
«Вот не ожидал от него такой нежности... - улыбнулся я. — Наверное, давно не ловил, радуется. Но при каждом сопровождении пойманной рыбы в садок картина повторялась: Серега вначале подносил ее к губам. Первое время мне было даже забавно подглядывать за ним, потом надоело, и я внимательно стал следить за своими поплавками.
Ночь мы провели с Серегой на берегу, в стоге сена, а утром чуть свет сидели на своих местах. Но то ли ветерок потянул северный, то ли по какой другой причине — карась почти совсем не клевал. У Сереги, правда, дело шло немного веселее: он хотя и изредка, но вытаскивал. Мне же не предложил перебраться, а самому набиваться было как-то неловко.
«Какая, — думаю, — разница, кто больше поймает, кто меньше. Да и не в этом дело: перейду к нему, а там вдруг клевать перестанет, пусть уж один ловит». Часам к девяти утра клев совсем прекратился, и мы смотали удочки. Осталось поделить улов, как это обычно делается, и можно было отправляться домой.
— А зачем делить? — удивился Серега. — Ты забирай свое, а я свое. Моя рыба вся меченая,— и он вытащиж из садка карася с откушенным плавником. Вместо плавника зияла рана, из которой выступала кровь.
— Вот это мой,— сказал он спокойно и, положив окровавленного карася на траву, запустил руку в садок.
Я думал, Серега от избытка чувств целовал рыбу, а он, подобно хорьку, у живых карасей отгрызал плавники. Мне так стало противно, что я выхватил у него садок, вывалил весь улов на землю и, обозвав его зверем, пошел домой один. Как же Серега кинулся на тех карасей! Он хватал их как безумный. Светло-коричневые глаза его превратились в две переспелые крыжовины, а руки, перепачканные в крови и грязи, сжимали рыбу так, что у некоторых карасей сползала чешуя и лопалось брюшко.
Раньше охотники, которые давно знали Серегу, уверяли меня, что он запросто может оторвать голову любому подранку, но я им почему-то не верил. После случая с карасями мое мнение изменилось.
«Откуда у него такая неоправданная жадность, граничащая с варварской жестокостью? — не раз потом думал я о Сереге. — Не голодное же сейчас время!.. Нет, здесь что-то не так, нужно разобраться...» — и, несмотря на появившуюся у меня неприязнь к Сереге, я все же решил узнать его ближе.
Раза три зимой я был с ним на охоте. И каждый раз дивился его неутомимости и бестолковой стрельбе. Он мог без устали целый день гоняться за зайцами и палить по ним с любого расстояния. А если заяц выскакивал близко, то Серега начинал дрожать, как в лихорадке, и мазал. После очередного промаха он садился на корточки и, запустив растопыренные пальцы в густую шевелюру, чуть не рвал на себе волосы.
Мне становилось жаль его в такие моменты, но окровавленные караси с отгрызенными плавниками всплывали у меня перед глазами, и жалость пропадала.
«Хорошо, что смазал,— начинал радоваться я,— не будет так жадничать...»
Кончилась зима, пролетела весна, наступило лето, В разгар сбора ягод пошел я с Серегой за черникой. Раньше я не любил это «женское дело», но потом понял, что это тоже своего рода охота, и по-своему очень увлекательная и интересная. Сколько в это время в лесу цветов разных, запахов, солнца, птиц! Ну а кому приходилось собирать в Подмосковье чернику, тот знает, какое нужно иметь терпение, чтобы набрать одному человеку хотя бы трехлитровый бидончик. Серега набрал черники в три раза больше, чем я, и успел где-то найти грибов. Но когда я заглянул в его ведро, то ахнул: давленая ягода была наполовину перемешана с листьями и ветками, а сверху этого мусора лежали вырванные с корнем белые грибы.
— Ты знаешь, почему от тебя отворачиваются люди? — спросил я Серегу.
— Завидуют. Вот и ты сейчас позавидовал: больше тебя набрал,— усмехнулся Серега.