Слева от палаток сквозь редкие просветы листьев виднелась Волга. Справа, заигрывая с солнцем, плескалась Ахтуба, а впереди, за прибрежными кустами, по всему берегу острова ровным слоем лежал промытый до белизны речной песок. В этот просторный естественный пляж врезался светлый залив протоки. Острый клин его почти вплотную подступал к торчащим около ивы кустам, и мы прямо из палаток могли свободно наблюдать за обитателями песчаного дна залива. За протокой кудрявой шапкой вздымался соседний остров.
Выбором места все остались довольны, особенно дети: там, где кончалась мель и начиналась глубина, Михаил навтыкал веток, и ребятишкам было одно удовольствие целыми днями резвиться на мелководье.
В центре острова, лениво изгибаясь, тянулось длинное, заросшее камышом и затянутое ряской заболоченное озеро. В камыше и между кочек нашли себе приют тысячные стаи уток, косяки гусей, лысухи, болотные курочки, кулички, серые и белые цапли.
Но охотились мы очень мало: при таком обилии непуганой птицы добыть дичь для котла не составляло никаких трудностей, а лишнее все равно бы пропало. Зато рыбалка была интересной: главное, не знаешь, что клюнет — колючий судак, ротастый сом, полосатый окунь или зубастая щука? А зачастую вместо ожидаемой здоровенной рыбины цеплялась за крючок мелкая, лупоглазая таранка. Раз попались полупудовый сазан и широченный лещище, но для такой благородной рыбы нужны были черви, а на острове их почти не было, и мы в основном ловили хищную рыбу.
Рыбалкой увлекались все, даже жены и дети не отставали от нас с Михаилом. Но чтобы изловить хотя бы бёршика — нужен малек, или живец, как называют мелкую рыбешку, и мы заготавливали ее так. После весеннего паводка на острове оставалось много озерушек, которые повысыхали от жары и превратились в небольшие, поросшие осокой, камышом и остролистом лужи. Почти каждая такая лужа кишмя кишела разнокалиберной рыбешкой. После обеда, чтобы не упустить на следующий день утренней зорьки, мы брали с собой ведра и всей гурьбой черпали задыхающуюся мелюзгу фуражками, банками, панамами или просто ловили руками. У залива сортировали: величиной больше мизинца — пускали в залив, меньше — в найденную ребятами почерневшую от времени вершу. Обычно из принесенных двух-трех ведер рыбешки пригодной для ловли набиралось с полкотелка, не больше. За неимением мелкоячейного садка нам пришлось пользоваться ребячьей находкой. В эту простую и мудрую рыболовную спасть, сплетенную из прутьев если попадет рыба, то назад ни за что не выберется. Но, несмотря на такое надежное хранилище, мы первое время оставались без живцов: за ночь они все как один исчезали из верши. Долго выясняли мы причину, но так и не могли выяснить. В конце концов стали подозревать чаек, которые ютились на песке у залива. На следующий день, когда дети еще крепко спали, мы с Михаилом наловили мальков и оставили их в верше на день, а сами залезли в палатку и стали наблюдать. Легкий утренний ветерок доносил с озера кряканье, гогот, свист и бульканье проснувшихся пернатых обитателей и ласково перебирал зеленовато-белесые листочки ивы. А сверкающий диск солнца, высунувшийся из-за кудрявых верб соседнего острова, огромной, начищенной до блеска латунной тарелкой отразился в заливе и неудержимо покатился по мелкой ряби реки вниз, к Каспию.
Долго ждать не пришлось. Вскоре после нашего ухода белой бабочкой над вершой повисла чайка. Увидев за прутьями мечущихся мальков, удивленно и радостно вскрикнула. К ней подлетела другая и тоже не замедлила поделиться со всем чаечьим миром вестью о лакомой находке. Через какую-нибудь минуту слетелась вся колония и так раскричалась, хоть уши затыкай.
Заглядевшись на чаек, мы не сразу заметили, как у самой воды, словно из песка, зелеными кочками выросли здоровенные лягушки. Они молча сидели на берегу и тупо таращили выпуклые глаза на раскричавшихся чаек. Но вот одна из лягушек повернулась к своей соседке и, как бы посоветовавшись о чем-то с ней, неожиданно подпрыгнула и плюхнулась в воду. Резко отталкиваясь длинными задними ногами, с растопыренными перепончатыми лапками, она подплыла к верше и, свободно миновав входное отверстие, оказалась внутри ее. Мальки стайкой метнулись в противоположный конец верши, но лягушка все же успела сцапать одного самого крупного малька. Немного понадобилось ей усилий, чтобы через то же входное отверстие с мальком во рту выбраться наружу. Всплыв на поверхность, лягушка проглотила трепещущую рыбешку и, раздув пузыри, радостно заквакала. Ее пучеглазая соседка, казалось, только и ждала этого сигнала. Она тут же подпрыгнула, проделав такую же операцию, как и первая, Раздула пузыри. В воду плюхнулась третья...
Чайки, увидев, что у них на глазах исчезает их «законная» добыча, подняли переполох. Но напрасно они кричали н комьями сваливались на всплывающих с рыбешками лягушек. Проворные нахалки успевали проглотить рыбешек прежде, чем чайки подлетали к лягушкам на опасное расстояние.