Подарок Параскевы

— Допустим, родятся, — ответила Параскева, но коли проговорилась, то уже не отопрешься.

— Да. Было бы хреновенько. Но тогда… тогда… Тогда открылась бы дверь в параллельную реальность.

Параскева подняла брови.

— Да-да! Если человек противиться своей судьбе и меняет её, линия жизни раздваивается и открывается взору другая дорога. На той дороге он может встретить другую, предначертанную ему пару. Ведь вторая дорога — тоже его судьба, только немного видоизмененная.

— И где она, эта вторая дорога? В каком мире? Я никакого другого мира не знаю. Нет его!

— А говорят, есть. Просто мы его не видим. И второй, и третий есть! За гранью этого мира. Отделённые занавесью. В параллельной Вселенной.

— Интересная теория. Только я скажу так: нет никаких параллельных Вселенных. Всё дается вам один раз. Без права на ошибку.

— Жестоко, тётенька Параскева.

— Жестоко. Но можно родиться второй раз и третий. Делать ошибки, страдать, умирать и снова рождаться. Бесконечный круг сансары.

— Ого! Индуизм?

— Древнее знание. Можно переходить из класса в класс. А можно быть второгодником. Вечным второгодником.

— А куда после школы? — с загадочным выражением лица спросила Олеська.

— Не знаю. Для нас это тоже тайна.

— У-у-у-у! Неинтересно. Думала, узнаю сейчас все тайны жизни и смерти… а вы, Параскева, меня кинули!

— Скажешь тоже! Одно могу сказать: чтобы выйти из круга сансары, нужно стать образцом человека. Наработать все самые лучшие качества и пройти испытание на прочность. Быть хорошим при хорошей жизни — просто. А вот попробуй стать хорошим при плохой… — Укладывая ребёнка, тихонько сказала Параскева.

— Хороший. Папа хороший! — пролепетала Лёлька засыпая. Она сладко улыбалась. Матвей весь светился, глядя на неё. Словно не говорила она, а пророчествовала…

Глава 10: Он, она и… он

— Надо же, Алёнка заговорила. А какие же слова сладкие!

— С любовью ты её зачал знамо. Вот и она тебя любит. Ручонки вон к тебе лишь и тянет. Только появишься в поле зрения.

— Такую дочку и жену нельзя не любить. И всё, что вы мне даёте, счастьем только и называется, — затворяя дверь детской, шептал Матвей, украдкой поглядывая, как Параскева снимает с себя домашнее платье. Домотканое. Только такое она и носила. В основном на продажу шила, но и себе не отказывала. Магазинные тряпки носить считала ниже своего достоинства. Даже пальто и то сама сшила. Наваляла шерсти, раскроила и сшила. Где-то на сайте нашла подобное и загорелась, на сайте, где платья и рубахи свои продавала. Матвей как глянул, сколько тыщ стоят подобные вещи, чуть в обморок не упал!

— Да ты не дрейфь! Стриженая шерсть гораздо дешевле обходиться. Я её у Прокопьевны купила. Вся цена вещи за работу. А работу эту я сама сделала…

И всё-то на женке сидело ладно, как влитое, подчёркивая мягкие формы груди, бёдер, ног… Из нижнего белья, как правило, на ней была одна рубаха. Сорочка нижняя. И думать не нужно было, есть на ней плавки или лифчик… Матвей знал, что нету.

Закрыл дверь и стоит, словно в первый раз замерев, наблюдает, как платье взлетает, взъерошивая распущенные волосы и почти до самой талии приподнимает нижнюю сорочку. Волна жара прокатывается по телу, наполняется силой и становится твердым его мужское достоинство, ползущее всё выше. Высоко вверх. Как ствол корабельной сосны, как струя воды поднявшая шланг к небу.

Дыхание учащается, и Матвей судорожно вздыхает. В мыслях он уже пробирается руками под сорочку, ощущая тёплое, податливое тело Параскевы. Зовущее, не знающее слова «нет». Только да, да, да…

— Чего вздыхаешь, как Ромео? — шепнула ему жена.

— А чо — я Ромео.

— Бородатый Ромео? Ха-х. Так спой, светик. Сыграй мне на струнах своей любви. Не стыдись. Где твоя гитара…

— Гитара?.. — Матвей, пьяный от желания, растерянно огляделся. — Вот! — ответил он, стыдливо гладя ей в глаза, и, не найдя другого инструмента, смущенно опустил взгляд на оттопыренные в районе ширинки штаны.

— Ах ты пошляк! — обдавая лицо тёплым дыханием со вкусом малинового варенья, сказала Параскева, она прижала мужа к стенке и коснулась кончиком носа его широкий нос. Потёрлась, поелозила и нежно поцеловала нос, лоб, глаза, губы… В такие моменты его губы обретали естественность и полноту. Параскева сняла с него рубашку и, не останавливаясь, продолжила осыпать поцелуями мужнину шею, твердые мускулистые плечи, широкую грудь, выписывая пальцами на груди замысловатые узоры по типу хохломских. А Матвей подрагивал, мурашки бежали по телу, и чувство… им овладевало чувство, что превращается он в великана. Кровь бурлит, проникая в каждую клеточку организма, и он шириться во все стороны — растёт торс, плечи становятся мускулистее, ноги мощнее, как у тяжеловоза, а вместе с тем и пенис растёт…

В такие моменты он горы готов был свернуть, повернуть реки вспять, если нужно, взвалить на плечи небо… А Параскева уже целовала живот, задевая нежной шеей Матвеев горячий перст. Не отпуская Матвея, прижимая к стене сильными руками, его бёдра нацелилась она в самое яблочко…