Подарок Параскевы

— Не вынесла бы я груз хлопот. Нет у меня навыка работать с утра до ночи. Я же фея бани, а не домовой в юбке. Честно говоря, и домовой столько не трудится. На голом энтузиазме работаю. Заряница да Вечерница — диву даются. А всё почему? — игриво и нежно спросила Параскева, встав плечо к плечу с Матвеем, жеманно и горячо дыша ему в спину.

— Почему? — тихонько спросил он, почувствовав привычный уже прилив жара к лицу, к груди и ниже.

— Потому что от судьбы, как от сумы… хочешь, да не сбежишь. Руки сами собой спешат печь и стирать, сделать тебе приятное. Бегу кровать застилать на крыльях любви, баню жаркую топить. Алёнку баюкать. Такой доли, как у меня, век ждать, не дождаться. Живой человеческой доли. Духи только в определенный день могут явиться к определенному человеку в надежде на жизнь в яви. Чуть ли не раз в тысячу лет случается выпасть случаю. И баня твоя новая послужила неким проводником. Сама не ожидала, что так случиться. Понимаешь? Счастье просто с неба на меня свалилось, как снег на голову. Мечтала, желала, надеялась, но не думала, что случиться это именно в тот день и именно с тобой Матвей. Минуту я сомневалась, думала, мой ты или не мне предназначен. И баня новая, и это заклинание дурацкое, что ты вдруг прочитал. Девчоночье. Всё меня смущало. Но судьба твоя непростая. То, что предрешено тебе было — одиноким остаться, а после столкнуться с нашим братом, с лешим. Вот что меня удивило.

— А что за судьба? Что за леший должен прибрать меня на Ивана Купала? Я правильно запомнил? — нервно заговорил Матвей.

— Правильно. Много непонятного видела я тогда в твоей судьбе. Толком и не разобрать. Но сейчас вижу, что изменилась она, судьба твоя. Но зависит развязка твоей жизни не от тебя и не от меня. От Олеськи. Олеська спасёт тебя от гибели. Поэтому, Матвей, держись за неё. Держись, не отталкивай. Меня рядом не будет, Алёнки не будет. А Олеська — она твоя надежда и спасенье.

— Ничего не понимаю. Почему не будет Алёнки? Привык, что ты пугаешь меня своим уходом. А Алёнка? Почему её ты у меня забираешь?

— Не я, Матвеюшка. Навь забирает. Вот эта… — Параскева подошла к новой работе, созданной из витиеватой коряги и отполированной до блеска Матвеем. В которой изобразил он Древо. По Параскиным рассказам, воспроизвёл мастерски строение славянского мира в виде «Древа жизни», где на нижнем уровне Навь — мир тёмный, где обитают духи предков. В покое и умиротворении, во владении Чернобога. Нечисть всякая, змии и духи под владением Мары. На среднем Явь — мир человеческий, с птицами и животными. А на верхнем Правь — остров небесный, обиталище богов.

— Твоё место в мире человеческом, а наше…

— Алёнка — моя дочь! Моя! Человек она…

— Посмотрим, Матвеюшка, как распорядятся боги. Так и будет! — сказала Параскева, пряча набежавшую на глаза слезу.

— Не согласен! В корне не согласен! Не отдам! — он схватил дочку и прижал к себе, закутывая в полы тёплого мехового жилета.

В дверь постучалась и тут же показалась на пороге Олеська, как чувствовала, что о ней говорят, крепко захлопнув за собой дверь. Холодный воздух опрометью пролетел по горнице.

— Я здесь! Пришла помогать. Няньку ждали?.. — снимая шапку, сказала она. Весело зазвенел её голосок и замолк в нерешительности. Больно лица у хозяев трагичные да заплаканные оказались. Необычно было видеть их такими.

— Я надеялась, что у вас хоть тишь и гладь. Мир да любовь. Счастье. Что стряслось-то, дядя Матвей? Параскева?

— Ничего, Олеська. Иди-ка сюда, — подозвал он, и Олеська, с подозрением взглянув на Параскеву, подошла к Матвею. — Не отдам! — повторил он, захватив в охапку и Олеську. Обе дочки, одна другой дороже, оказались зажаты в его объятьях. Не вздохнуть! Но молчком терпели. Как маленькая, так и большенькая.

— Сказала, что ненадолго я здесь. И Алёнка тоже ненадолго. Знай, Олеська. И ты — главная у Матвея надежда и опора. От тебя его жизнь зависеть будет.

— Как? Параскева, почему вы должны уйти?

— Да говорю ж! Не с этого мира я. Ты сама знаешь! И Алёнка человеческому миру не принадлежит.

— Прикольно. Но как-то не по-людски. Как можно вот так: дать всё, а потом всё отнять? — с пониманием поднимая глаза на отца, сказала Олеська.

— Вот! Даже девчонка понимает — не должно быть так! — слёзно подтвердил Матвей.

— Всё или ничего. Всё или ничего. Такой выбор предоставила я Матвею в тот день, когда вы гадать затеяли. И он согласился.

Матвей, сдерживая слёзы, сказал ей на это:

— Ты, Параскева, не открыла мне в тот день, что всё счастье, так легко обещанное, после забрать собираешься в одночасье, не спрашивая разрешения, — слеза одна за другой покатилась из глаз, лицо исказилось от боли переживаний.

Параскева подошла и обняла всю компанию руками, как птица крылами. Алёнка не плакала, понимала будто. Обнимая отцову шею, то растягивала губы в улыбке, то складывала дудочкой, отвешивая ему один поцелуй, за другим. Олеська смущенно стреляла туда-сюда глазами, сжавшись в комок в объятиях Матвея. Понимала, что не может, как Лёлька, но в тесноте она, не в обиде.

* * *