Подарок Параскевы

Каменистый холм обнажил кованные врата. Такие обычно предваряли вход в замок или сказочный дворец. Но Алёна и без того ощущала сказочность момента, и даже дворец, будь он за вратами, не показался б ей чем-то невероятным…

(1) Лариска из рассказа "Всё как у людей". Из первой книги цикла "На сцене — ведьма Марьяна"

Глава 16: Ночка тёмная…

Матвей, как только ночь на порог, не задумываясь, лёг и мгновенно уснул. Не только потому, что не спал толком целых полгода. Мыслями мучился. А ещё и потому, что Марьяна подала надежду. Надежда, что Параскева во сне явится, всё лучше, чем совсем без неё. Алёнка уже заснула, а значит, и ему спать пора. Лёг, и только голова коснулась подушки, — провалился в сон.

Сон, чёрный и глухой, длился долго. Матвей подсознательно подгонял его, повторяя: «Хватит, хватит уже… Где ты, любимая? Приди. Не томи меня, грешного…» И вот, словно услыхав муженька, она явилась. Затрепетала свеча, заиграли на стенах тени. Скрипнула дверь и в горницу вошла Параскева. Села на краешек кровати, погладила мужа по голове и прилегла рядом, плотно прижавшись к нему, как две ложечки: прибор к прибору. Вошла в сон и сразу ладошку ко рту:

— Молчи, Матвеюшка. Молчи. Как же я по тебе соскучилась. Пришла я не скажу, что по праву. Нет у меня прав навещать тебя. Но я всё равно буду. Только не произноси моего имени. Как только произнесёшь, меня и поймают с поличным. А ещё в бане. В бане безопасней всего. Там моя вотчина. Там я могу установить охранную магию. Для конфиденциальности положено. Поэтому ходи, Матвей, в баньку почаще. Там мы с тобой можем свидеться. А теперь обними меня. И поцелуй. Пусть всё это не по-настоящему, но грёзы — преддверие к настоящему. А у нас оно было. И, дай Бог, будет ещё.

Матвей повернулся к ней лицом и так крепко обнял, как только можно обнять женщину во сне. Слеза выкатилась из левого его глаза и потекла вниз, соленым окрашивая вкус поцелуя. «Пусть молодёжь думает, что в пятьдесят не могут люди так страстно целоваться, пожирая друг друга губами. А зря. Что меняется-то? Если любовь настоящая, то ничего не меняется. Тело ещё полно сил, кожа упруга, а, опыт сын ошибок трудных, может подсказать самые невероятные решения.

Можно быть и горячим, и страстным. А ещё нежным. Понимая, насколько дорог тебе человек, насколько любим. Незаменим никем и ничем. Если удалось сохранить в семье чувства, то не пропадут они никуда, а только крепче станут с годами».

Матвей слышал где-то, что фаза быстрого сна длится пятнадцать минут. Враки. Он пробыл с Параскевой всю ноченьку. Проснулся уже в одиннадцать часов, весь разбитый с непривычки так долго валяться в кровати. Встал, умылся и не нашёл в доме Алёнку.

— Гулять ушла? К подружке? Да какая же подружка. Нет у неё подружек. Так где ж она?

Выскочил во двор, на улицу, огляделся.

— Алёна! — уронив руки, крикнул он. Понимал, что этим делу не поможешь. Ну, ушла? Как ушла, так, может, и вернётся!? Что нервы-то трепать? А он не мог так. Болела душа. С годами он становился всё чувствительнее, беспокойнее.

— Нет её… — изводился Матвей готовый уже разрыдаться. Психика как тонкая старая занавеска — ещё немного и дырами пойдёт.

— С Марьяной твоя Алёнка пошла. В лес. Видно, по травы Марьянка собралась, а та с ней. И кот чёрный ваш за ней увязался, — сообщила соседка наискосок. А Катерина тоже, видно, знала, но промолчала, наблюдая из-за угла. Вопль Матвеев застал её на полдороге в огород. Так и застыла в нерешительности: сказать или не сказать. Решила не говорить. Из вредности. Всё ещё злилась она на Матвея. Хоть за что не понимала. Теперь уже и он такой же страдалец, как она, а всё равно злилась.

— С Марьяной? — повторил он и вроде бы успокоился. Сразу припомнилась ему ночка. Это ж Марьяну благодарить нужно. Значит, дочка его в целости и сохранности будет…

Алёнка вошла в пещерный замок под холмом и, затаив дыхание, следовала за провожатым долгими коридорами, залами, поднимаясь и спускаясь многочисленными лестницами, сделанными из хрусталя, то из мрамора, то из белого камня, то из черного, названия которым она не знала. По пути ей встречался снующий туда-сюда волшебный народ. Некоторые останавливались при виде нового незнакомого лица и чёрного кота, следующего по пятам за хозяйкой. Здесь, под холмом, время замерло: восемнадцатый век с его нарядами — корсетно-кринолиновыми, бархатно-атласными, шелково-парчовыми — сиял, расшитый золотом, самоцвето-бриллиантовыми украшениями дам и кавалеров. В главном зале горели массивные хрустальные люстры, чадили золочёные канделябры, а на троне восседал царь эльфов Агнис.

— Агнис Великолепный! — представил его царедворец. Алёна оглянулась: её эльфа в травном венке и холщовой тунике уже и след простыл.

— Сядь, — мягко сказал царь, и подбежавший на носочках паж поставил у её ног танкетку, обтянутую парчой, с золотыми ножками, гнутыми, как оленьи рога. «Коко-рококо…» — вспомнилось Алёне при виде всей этой роскоши, но точно она сказать бы не смогла. «И вообще, какой смысл знать название стилей? Вообще не важно!»