Подарок (СИ)

А следующим был Тикки. Один из тех Ноев, у которых она предпочитала человеческое имя. Потому что Удовольствие раскрывало лишь одну его половину. Он пытался жить двумя жизнями, теша себя непонятными надеждами. Роад не знала, что он там себе напридумывал, но было очевидно, что долго это продолжаться не сможет.

Граф в это время вообще не появлялся на горизонте и сердито отмахивался от постоянных просьб Мечты поиграть с ней. Тогда-то у неё и появилась привычка утаскивать втихую меч-зонтик и играть с ним. С ним и с Акума. Особенно забавными получались погони в её маленьких, принадлежащих только ей мирах.

Потом пробудился Одарённость. Пробудился и сразу же замкнулся в себе и своих исследованиях. А Граф объявил, что сценарий готов. И Мечта Ноя улыбалась. Тогда она и не подозревала обо всех подводных камнях, что им ещё предстояло встретить. И о самом мощном и страшном камне – Неа Уолкере, Четырнадцатом Ное, чьё имя в Семье не называли. Чьё имя было забыто всеми, кроме неё и Графа. Но Граф молчал, и она тоже. Она всегда знала и понимала больше других, и, когда Граф приказал убить всех людей, связанных с Маной, злополучным братом Неа, у неё зародились первые предположения о том, что она что-то упускает. Да вот только меч Графа был единственным оружием, которым можно было уничтожить Ноя, чтобы он больше никогда не смог Пробудиться в новых поколениях. По крайней мере, так считали все Нои. По крайней мере, она считала, что Граф нанёс Четырнадцатому смертельный удар, и тот не прожил и лишнего мгновения.

Они все так считали.

Она трусливо не замечала несостыковки. Она предпочитала не думать о том, что из этого получится. Она верила в непогрешимость планов Графа, совсем забыв, как сама была свидетелем его ошибки. Она определённо во многом была виновата.

Четырнадцатый Ной оказался жив. Более того, он начал пробуждаться в мальчике-экзорцисте — Аллене. Его Роад встречала и до этого, и он ей даже нравился, но это не мешало ей желать убить его и радоваться каждый раз, когда он выживал. Сейчас, стараясь быть честной с самой собой, Роад не могла ответить, что именно притягивало её в этом мальчике: Аллен или Неа? Возможно ли, что она, как Старшая, сразу почувствовала в нём брата?

Она не знала. Она нервно поправляла тонкие перчатки на руках, расправляла несуществующие складки на платье и пыталась придумать, чем себя занять. Ей было страшно. Она чувствовала, что не справляется, что её Семья близка к краху. И в этом виноваты не какие-нибудь враги, “борцы за справедливость, добро и посланники Бога”, а член их собственной Семьи. И они все тоже. Потому что делают всё не так. Потому что не смогли стать поддержкой для Графа, когда он в этом нуждался.

Она могла вздохнуть немного спокойнее, но почему-то не хотелось даже погрызть любимые леденцы. Они были любимыми лишь потому, что их частенько приносил Граф и вручал целые мешки, простым жестом фокусника вытаскивая из ниоткуда. Как он умудрялся это делать, Роад не знала и знать не желала. Она хотела оставить себе эту частичку чуда. Оно было необходимо ей куда больше, нежели воздух людям.

Сейчас она нервно болтала ногами, лёжа на спине, и делала вид, что ей весело. Но всего час назад её сменили у постели Графа, когда ей показалось, что она что-то услышала. Как она могла веселиться?

Тысячелетний стал совсем плох, когда прямо перед ним пробудился Неа. И, честно говоря, Роад была готова расцеловать Аллена за то, что тот смог победить и загнать его обратно. Она боялась появления Неа. Потому что со времени их встречи Граф беспробудно лежит в постели и бредит. Невнятно бормочет что-то на неизвестном для Мечты языке и, кажется, зовёт кого-то. Ей хочется расплакаться, когда она видит непобедимого Графа в таком состоянии и не может помочь. И её ужасают планы Неа, его желание убить Графа и занять это место. Словно это так просто.

Она не знает, сможет ли смириться с таким раскладом, ведь Роад видела своими глазами, как Граф заявил, что хочет быть на стороне Неа. А если Граф просто даст себя убить, потому что существовать с Пробудившимся Четырнадцатым на расстоянии он просто не в силах? Четырнадцатый должен быть в Семье. Он уже был принят. Но он творит какую-то чертовщину, и Роад пробивает дрожь. Здесь не холодно, да и Ноев трудновато заморозить, но Мечта отчего-то дрожит, ей очень зябко. Старшее Дитя боится за свою Семью.

А в Семье пошли споры о том, что теперь делать, которые выражались лишь в одной дилемме: тащить сюда Аллена или нет? Они все на виду у врагов радовались Пробуждению Четырнадцатого и кричали «ура». Но никто ведь не требовал от них адекватной или искренней реакции? Разве это разумно — показывать врагам, что вы ошарашены, удивлены и почти испуганы? Никто не знал, что лучше, и каждый пытался решить проблему по-своему. А она, Старшее Дитя, ничего не могла пояснить или посоветовать.