Другое дело, что совсем недавно они узнали о смерти Уолкера. Сначала его заперли в тюрьме, обвиняя в предательстве, а потом, вроде бы, нашли мёртвого на полу камеры. Похоже на свершившийся самосуд. Но Роад не хотелось верить в эту смерть. И Ноям тоже. Потому что Граф сходил с ума не только оттого, что встретился с Четырнадцатым. Графу был необходим последний член Семьи. Она не знала почему, но не была слепой и видела. А если Аллен умер… Неа тоже должен был умереть. Окончательно или нет — вот в чём был вопрос.
Роад молниеносным движением вскочила на ноги и замерла на месте. Ей показалось, что она что-то слышала. Или, может быть, слышала кого-то. Но это ведь невозможно, разве не так?
Ведь была во всей этой ситуации и одна радость — Семья наконец-то была в сборе. Они все пробудились, и последним оказался Жалость, на которого Роад, обеспокоенная состоянием Графа, даже не обратила внимания. А вот тем, чьё пробуждение для неё было очень даже знаменательным событием, оказался Правосудие. Второй Ной, который гораздо чаще других бывал Старшим, как, впрочем, ещё в их первой жизни. И в прошлом поколении ношу Старшего тоже нёс он. Вот только совмещать эти обязанности со своими обыденными было не так уж просто, несмотря на то, что они в чём-то были похожи, а на все предупреждения, которые он делал Графу насчёт Четырнадцатого, тот почти не реагировал. Позже Правосудие оказался первым, кого убил Неа. Это было за неделю до основного нападения на всю Семью. К тому же Неа подстроил всё так, словно Правосудие убили экзорцисты, и все поверили. Все посмотрели сквозь пальцы. А тот единственный, кто с лёгкостью мог остановить предательство, чьей обязанностью было сделать это, был устранён.
Роад вздохнула и услышала, как хмыкнул где-то за спиной Тикки. Он наверняка снова расположился в любимом кресле и занимался ничегонеделаньем. Или, что ближе к правде, снова курил и о чём-то размышлял. После того как он перестал являть свою «шахтёрскую» половину, он частенько стал впадать в апатию. Хотя своей философии двух сторон он определённо остался верен. И это Роад нравилось.
Она вздохнула, потянулась и провела рукой по щеке, почувствовав влагу. Машинально облизав палец и ощутив солоноватый привкус, Мечта на секунду даже удивилась. А потом поняла, что плачет, и ощутила, как сердце ухнуло в бездонную пропасть. Нервно выдохнув, она проворно обернулась к Тикки да так и замерла. Потому что Удовольствие действительно курил, и никаких признаков влаги на его лице не было.
— Роад? — удивленно позвал он, почувствовав на себе чужой взгляд и увидев слёзы на лице Мечты.
Он не плакал. Значит, это не чья-то смерть. Да она и не почувствовала смерти. Но ведь что-то было!
— Мне кажется, что я что-то слышала, — произнесла девочка и тут же помчалась наверх, в комнату Графа, дабы убедиться, что всё как прежде, и что тот, кто сейчас его караулит, тоже не плачет.
Ввалившись внутрь, она наткнулась на Правосудие и Одарённость, о чём-то тихо беседующих между собой. И, кажется, оба были удивленны появлением Мечты и её слезам. Потому что они тоже не плакали.
— По-моему, я что-то слышала, — почти жалобно произнесла Роад, размазывая слёзы по лицу и всем сердцем желая, чтобы ей помогли, чтобы ей объяснили, что происходит. Потому что она была совершенно неопытной Старшей, сталкивающейся с беспрецедентными ситуациями.
Она мало кому теперь доверяла. Она ужасно боялась повторных предательств. Особенно сейчас, когда Граф стал так слаб. А Правосудие был единственным Ноем, который был неспособен предать Семью. Потому что это была его обязанность: оберегать целостность, единство и сплоченность Семьи вокруг Графа. Он был строг, силён, хладнокровен и, возможно, высокомерен. Но он был тем самым, единственным островом спокойствия в океане безумия, в который оказались выброшены Нои после выходки Четырнадцатого.
— Ты плачешь? — удивился Одарённость.
А Правосудие в этот момент уже подошёл к Роад, внимательно вглядываясь в её лицо.
— Ты знаешь, где это было?
Роад очень хотелось спросить, что произошло, но она не могла. Она только осознала, что действительно, как и в случае с Пробуждением, знает, откуда пришёл сигнал. И она вполне может отправиться туда прямо сейчас. И так долго ждёт. И потому изнутри её мерзко мучила возможность того, что уже может быть поздно. Она давно забыла, что значит быть собой настоящей: начала много сомневаться, редко улыбаться и совсем перестала создавать свои уютные мирки. Она даже не знала, получится ли у неё теперь. Но Дверь распахнулась навстречу надежде на то, что сейчас что-то неожиданно изменится к лучшему, Мечта найдёт там что-то прекрасное.