И это при том, что Мудрость утверждал, что первые всплывшие воспоминания будут самыми важными. Вот только не уточнил для кого: для Аллена, или же для Неа? Зачем Аллену воспоминание о матери Неа, в самом деле? Разве это важно для Аллена? И чего тут такого важного для Неа? Аллен более-менее ощущал его чувства, и такое ощущение, что Неа очень скучал, тосковал по матери, стоящей прямо перед ним. А ещё он думал что-то о подлитых ей травах, из-за которых она такая счастливая и о том, что если об этом узнает Мана, ему не поздоровится.
Ничего особенного. Кроме того, что у его матери похоже было что-то не в порядке с головой. Возможно, Аллен был неправ, но Неа-ребёнок боялся собственной матери. Какой в этом смысл?
Аллен снова попытался вспомнить о том, что произошло после его собственной встречи с Апокрифом, но никаких прояснений в собственной памяти пока не наблюдалось. Да и в воспоминаниях Неа ему не открылось ничего нового и полезного. Он снова проснулся посреди ночи на этот раз с дикой головной болью. Тикки лежал с ним и успокаивал в течение около двух часов мучений. Как оказалось, никакие болеутоляющие в случае с усвоением воспоминаний не помогают. Если б Аллен раньше знал, на что идёт, то подумал бы подольше, хотя всё равно бы согласился.
У него когда-нибудь будет жизнь без боли? Или он просто обязан переживать изо дня в день непонятные травмы, тесты и прочую хрень?
И с каких это пор он начал вдруг жаловаться на все неудобства, пусть даже и самому себе?
Прав был Тикки, однажды заметивший, что он слишком много и напряжённо думает: в голову лезет какая-то непонятная мешанина из ощущений, эмоций и глупых чужих догадок при том, что в самой голове уже давно заварилась куда более страшная каша. «Плыть по течению», кажется, станет его девизом на всё ближайшее и более отдалённое будущее. Если оно у него будет, конечно.
Желудок снова громко заурчал и пришлось согласиться с ним, что голодать вообще-то не хорошо. К тому же именно сейчас, когда он бодр свеж и весел. Может ему специально дали выспаться? Аллен плохо помнил, когда последний раз ему давали проспать хотя бы лишние полчаса, если ему было плохо. Впрочем, здесь он никогда никому срочно не был нужен, так что может быть относительно свободен.
По-быстрому отыскав неожиданно легко нашедшуюся одежду и сходив умыться, Аллен так и замер посреди коридора. Он впервые оказался в таком положении: один, совершенно без присмотра и без планов на дальнейшее времяпровождение. Раньше всегда кто-нибудь крутился рядом, надоедая или развлекая, а теперь он просто не знал, что дальше делать и чем себя занять.
Так и пробыв в забавном ступоре некоторое время, Аллен машинально забрёл в сад, в котором наконец-то встретил знакомое лицо.
— Добрый вечер Аллен, как твоё самочувствие?
— Довольно не плохо, а что..
— Тикки сообщил нам утром о том, что ты приболел, — улыбнулась Трисия, задумчиво перелистывая страницы тоненькой книжицы.
Несмотря на сияющее солнце и лето в самом разгаре, в саду было довольно прохладно, и женщина старательно куталась в накинутую на плечи шаль. Сочная листва радостно тянулась вверх к источнику света и энергии, цветы в аккуратных клумбах бурно расцветали, радуя глаз на редкость мягким и красивым сочетанием, а свежевыкрашенные оградки радостно сверкали, переливаясь сразу несколькими оттенками. У ног Трисии расположился лохматый пёс, лениво устроивший свою голову на лапах и рассматривающий Аллена, изредка поддёргивая носом. Странно, но Аллен уже знал, что Роад, относящаяся к людям как к игрушкам, действительно очень любила этого пса и была к нему почти привязана.
— Тикки? — Аллен неожиданно подумал, что живёт здесь довольно давно, а никак не может запомнить и понять, кто он здесь такой. Вроде бы родственник Шерила и Тикки соответственно. По материнской линии.. Своей материнской и отцовской Шерила… Или наоборот?
Короче Аллена считали дальним родственником, который, вроде как, осиротел совсем недавно и после этого переехал в этот дом.
— А вы не знаете, где он сейчас?
— Кажется, отбыл ещё после завтрака к Господину Графу, — как ни в чём не бывало ответила Трисия, — Шерил на своих очередных переговорах, гостей нет совсем, а Роад занимается с учителем, наверное, в своей комнате.
— А сейчас разве не поздно для занятий? — покосившись на безрадостное солнце, обрамлённое белыми облаками, поинтересовался Аллен.
— Она иногда ужасная соня, — легко рассмеялась эта женщина, являющаяся женой Ноя и, скорее всего, догадывающаяся об этом.
— Вы так странно о ней говорите…
— Разве? Она прекрасная милая девочка, моя приёмная дочь, как ещё я должна о ней говорить?
— О да, эта милая прекрасная девочка как-то просто так выколола мне глаз. И сочла это довольно забавным, — ответил Аллен, машинально дотрагиваясь до левого глаза и проводя по нему пальцами.