Вечерний туалет требовал особой тщательности в подборе платья и аксессуаров, более респектабельной и замысловатой причёски. Отсутствие украшений у молодой хозяйки не на шутку тревожило Рози. Несколько шпилек и один черепаховый гребень, вот и все, что было в ее распоряжении, чтобы украсить и оживить образ хозяйки. Но, похоже, саму мисс Кент это ничуть не заботило.
На этот раз чай был накрыт в эркере библиотеки с видом на занесённое снегом поле и обледеневшее озеро. Сумерки окутывали дом со всех сторон, а в камине уже весело потрескивали сухие поленья. Несколько пухлых старинных томов на столе были раскрыты, и Вик, оказавшись на месте немного раньше Мельбурна, с удивлением рассмотрела пометки, сделанные его рукой на латыни. Строгая красота готического шрифта с цветными причудливыми виньетками завораживала, но текст был для неё полной абракадаброй. В попытках разобрать хотя бы пару слов из фолианта её и застал Уильям, мягко ступающий по драгоценному ворсу обюссонского ковра. Вид у виконта был уставший, тени легли под глазами, и он исподволь касался своих висков.
А вот Виктория напротив чувствовала себя лучше от полуденного отдыха, только до сих пор не могла восстановить душевное равновесие после прогулки в оранжерею.
Сейчас на ней было элегантное зеленое платье, отделанное атласными лентами, более открытое, чем дневное домашнее. Замысловатая причёска, делала ее чуть старше и еще обольстительней. Она искренне намеревалась этим вечером наслаждаться общением с Уильямом, отогнав от себя непрошеные мысли, которые то и дело запускали свои острые коготки в ее душу.
Он был как всегда галантен, но непривычно задумчив и молчалив. Скрытое напряжение висело в тиши библиотеки… В такие минуты, казалось, что дистанция, разделяющая их и по времени, и по жизненному опыту увеличивалась, и она сосредоточилась на чашке чая в своих руках.
— Как Ваше самочувствие, Виктория? — спросил Мельбурн, будто выныривая из своих мыслей и окинув заботливым взглядом ее лицо.
— Спасибо, прекрасно. Гораздо лучше, чем в оранжерее, — довольно сухо ответила она, с ужасом понимая, что теперь разговор непременно коснётся болезненной темы.
— Да, атмосфера, в которой так радостно цветам, не всегда подходит прекрасным дамам, — продолжил Мельбурн, не подозревая о тучах, уже сгустившихся над его головой. — Вы очень редкий, нежный и гордый цветок, Виктория. Я думаю, Вам всегда комфортнее на свободе, чем в самой уютной оранжерее.
— Верно подмечено, я действительно не создана для спокойной тепличной жизни за стеклянными стенами. И привыкла сама решать проблемы и находить ответы… — отозвалась она немного резко, почувствовав, как неожиданно легко рвутся нити, сдерживавшие до сих пор ее растревоженное самолюбие.
Уловив оттенок плохо скрываемой горечи в ее голосе, Мельбурн недоумевал, что могло послужить тому причиной. И не находил однозначного ответа в своих сегодняшних поступках или словах. Напротив, он старался окружить Викторию заботой и вниманием, помятуя об их вчерашней размолвке.
— Виктория, Вас что-то беспокоит? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.
— Эти цветы… — Вик уже пожалела, что начала этот разговор, к которому была совершенно не готова, но было уже поздно, а переполнявшие ее эмоции не давали остановиться. — Я боюсь, что никогда не смогу занять в Вашем сердце и жизни то место… — она опустила глаза, разглядывая узор на ковре, — которое до сих пор принадлежит королеве…
Последние слова дались ей с трудом и она их практически прошептала. Мельбурн заметно сжал челюсти и судорожно сглотнул, с тревогой вглядываясь в свою собеседницу.
— Я другая, я не могу соответствовать вашему времени, образу жизни, а еще…не совсем понимаю, что значу для Вас…
Уильям сделал движение к ней, но Виктория остановила его предупреждающим жестом, боясь малодушно отступить.
— Не лучше ли сейчас… пока я ещё в силах справиться с горькой правдой… и смогу принять единственно верное для себя решение…
На глаза ее навернулись непрошеные слезы, а пульс грохотал в висках. Вик не смогла закончить фразу, чувствуя, что теряет контроль над собой и вот вот совершенно глупо разрыдается.
Наблюдая ее смятение, ее плохо скрываемые эмоции, Мельбурн с высоты прожитых лет вдруг безошибочно почувствовал и понял, что свалилось на хрупкие плечи этой смелой, независимой девушки, бесстрашно преодолевшей ради него пропасть времени. Ревность, слепая и безжалостная, сжимала сейчас ее разум плотными кольцами, не давая мыслить здраво. И судя по всему, это случилось с ней впервые… Зная о предыдущей помолвке и некотором любовном опыте Виктории, виконт искренне удивился той глубине чувств, которые невольно вызвал в ней. Помочь, предостеречь и успокоить — вот та непростая задача, что ему придётся решить здесь и сейчас. Как подобрать верные слова, как донести их до ее сознания, не обидев и не задев ранимую душу? В любом случае, надо проявить твердость, нельзя позволить ей отдаться на милость своих расстроенных чувств.