Перед ударом в 315 вольт любезно уведомляет жертву: «Мистер Уоллес, ваше молчание будет расцениваться как неверный ответ». Затем переключает рубильник. Нерешительно предлагает «ученику» поменяться местами, после чего спрашивает экспериментатора: «Необходимо ли выполнять указания буквально?» Удовлетворяется ответом экспериментатора, что да, необходимо. Его утонченная и повелительная манера говорить все чаще сменяется хриплым смехом.
Из заметок экспериментатора по поводу последних ударов, нанесенных Браверманом:
Находится на грани срыва всякий раз, когда нажимает на рубильник. Потирает лицо, чтобы скрыть смех.
Пытается закрыть лицо рукой, но все еще посмеивается. Выдают глаза.
Не способен контролировать свой смех в данный момент, что бы ни делал.
Сжимает кулак, надавливая им на стол.
В ходе интервью мистер Браверман комментирует свои впечатления удивительно живо и разумно. Он высказывает гипотезу, что эксперимент имел и такую задачу: «Выяснить не только то, как будет учиться “ученик” в жесткой ситуации с авторитарностью и наказаниями, но и то, как будет вести себя “учитель”, оказавшись, по сути, в садистической роли». Его спрашивают, насколько болезненными были для «ученика» последние удары током. Он отвечает, что крайняя категория на шкале — это уже чересчур, и делает отметку на конце шкалы со стрелкой, направленной за пределы шкалы.
Трудно передать словами, насколько он спокоен и расслаблен во время ответов на вопросы в интервью. Самым невозмутимым тоном он говорит о своем глубоком внутреннем конфликте.
ЭКСПЕРИМЕНТАТОР: В какой момент вы испытывали наибольшую напряженность или нервозность?
МИСТЕР БРАВЕРМАН: Когда он впервые начал кричать, и я понял, что ему больно. Стало еще хуже, когда он заупрямился и отказался отвечать. Я думал: вот я, приличный человек, причиняю боль другому и не могу выбраться из довольно безумной ситуации… мол, интересы науки. Но в какой-то момент у меня было желание отказаться от «учительства».
ЭКСПЕРИМЕНТАТОР: В какой именно момент?
МИСТЕР БРАВЕРМАН: После того как он пару раз отказался отвечать и пару раз промолчал. Я тогда еще спросил вас, нельзя ли избрать иной метод обучения. У меня даже возникло желание утешить его, поговорить с ним, подбодрить; вообще самому понять его чувства, поработать над этим, чтобы мы вместе с этим разобрались и не приходилось делать ему больно.
В последнем случае мистер Браверман не имел в виду неповиновения, он лишь хотел обучать жертву другим способом.
Когда интервьюер задает обычный вопрос о напряженности, мистер Браверман упоминает о своем смехе.
«У меня была какая-то странная реакция. Не знаю, наблюдали вы за мной или нет, но мне хотелось хихикать. Я пытался подавить смех. А ведь обычно я совсем другой. Но так я реагировал на совершенно немыслимую ситуацию; на ситуацию, в которой мне приходилось причинять боль другому человеку. И в которой я был абсолютно беспомощен, не мог ничего изменить и даже не пытался помочь. Это меня доставало».
Через год после эксперимента он утверждает в анкете, что определенно вынес для себя много полезного из своего участия в нем. И добавляет: «Меня ужаснула собственная податливость и подчиняемость центральной идее: что продолжать отстаивать ценности эксперимента с памятью можно только за счет попрания других ценностей. Словом, даже поняв это, нельзя причинять боль беспомощному человеку, который ничего худого вам не сделал. Как сказала моя жена: “Можешь называть себя Эйхманом”. Надеюсь, в будущем, если возникнет конфликт ценностей, я поведу себя достойнее».
Глава 6
Дальнейшие вариации и наблюдения
По окончании серии экспериментов с непосредственной близостью мы перебрались из Йельской интерактивной лаборатории в более скромное помещение в цокольном этаже того же здания. Новая лаборатория находилась в рабочем состоянии, но выглядела незатейливо: трубы вдоль потолка, бетонированный пол вместо шикарных ковров и штор. Мне было интересно, не снизит ли подчиняемость менее впечатляющая обстановка. Впрочем, так или иначе нужно было ставить эксперимент в новых условиях. Для данного случая мы использовали вариант с голосовым откликом, но внесли небольшое изменение. А именно «ученик» не только издавал крики боли, но и сообщал о своих проблемах с сердцем. Этот новый элемент мог стать дополнительным стимулом к неподчинению и сделать невозможным дальнейшее повиновение.