Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)

   --  Ну, ну, наш любезник, кажется, обиделся! -- воскликнула она. -- Считаю вас шпионом? Кем же я должна считать вас, когда совсем вас не знаю? Но я вижу, что ошиблась, и так как не могу драться с вами, то должна извиниться. Прекрасно бы я выглядела со шпагой в руке! Ну, ну, -- продолжала она, -- вы вовсе уж не такой плохой малый. Мне кажется, что у вас тоже есть свои явные достоинства. Но замечу вам, Дэвид Бэлфур, что вы чертовски самолюбивы. Вам надо стараться избавиться от этого, мой милый. Вам следует научиться гнуть спину и немного меньше воображать о себе. И ещё надо бы вам привыкнуть к мысли, что женщины не гренадёры. Хотя я почему-то уверена, что вы неисправимы: до конца жизни вы будете понимать в женщинах не более, чем я в военном ремесле.

   Я никак не ожидал услышать подобные нравоучения. Впрочем, их наверняка спровоцировала моя внешность неискушённого юнца, больше нечему. Вероятно, удивление ясно выразилось на моём лице. Миссис Огилви вдруг весело расхохоталась.

   --  Боже мой,  -- закричала она, задыхаясь от смеха, -- и вы, с таким ангельским лицом, хотите жениться на дочери прожжённого хайлэндского разбойника! Дэви, милый мой, это надо сделать хотя бы для того, чтобы посмотреть, какие у вас получатся детишки. А теперь, -- продолжала она, отсмеявшись, -- вам нечего болтаться здесь: барышни нет дома, а я, старуха, боюсь, буду для вас плохой компанией. Да, кроме того, у меня нет никого, кто бы позаботился о моей репутации: я и так слишком долго оставалась наедине с таким обворожительным юношей. Приходите в другой раз за своим сикспенсом! -- крикнула она мне на прощанье и ушла в дом.

   Я, слегка ошарашенный таким напором, простоял столбом ещё пару секунд, затем, насвистывая прилипчивый мотивчик, развернулся и не спеша пошёл в сторону Эдинбурга.

   Стычка с этой шальной леди придала мне решимости, которой мне до тех пор не хватало. Вот уже два дня, как образ Катрионы не выходил из моей головы: она была как бы фоном для всех моих размышлений, и меня уже не удовлетворяло бы собственное общество, если бы где-нибудь в уголке сознания я не чувствовал её. Теперь она стала мне ещё более близкой. Мне казалось, что я мысленно дотрагиваюсь до той, к которой на деле прикасался всего раз в жизни. Я всем своим существом потянулся к ней: весь мир без нее казался мне безотрадной пустыней, по которой, как солдаты в походе, проходят люди, исполняя свой долг. Одна лишь Катриона на всем свете могла подарить мне счастье. Мой жизненный опыт оказался не важен, предыдущие привязанности отошли на второй план. Вспоминая Эйли, я ясно понимал, что нас с ней мало что связывает. Боялся же сейчас только одного -- вдруг всё волнующее теперь меня окажется просто обманом чувств. Ведь наверняка же я всего лишь наделяю увиденную мельком девушку придуманными чертами и ношусь с выдуманным образом как дурак с писанным яйцом. Хорошо бы встретиться с ней ещё раз, чтобы подтвердить или опровергнуть свои прежние впечатления.

   Погрузившись в эти размышления, я прошел уже полдороги по направлению к городу, когда заметил шедшую мне навстречу фигуру, и волнение моё ещё больше усилилось. Мне было страшно ошибиться как бывает страшно перед ночным выходом во вражеские горы, нет, скорее даже как перед походом к дантисту. Но неопределённость пугала ещё больше. Как иногда повторял мой сослуживец в прошлой жизни -- "лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас". Так что надо взять себя в руки и попытаться понять, что происходит со мной. Но одно могу заметить прямо сейчас: я почему-то чувствую себя так, будто мы были знакомы с ней уже долгие годы, а не познакомились накануне.

   --  О, -- воскликнула Катриона жизнерадосно, поравнявшись со мной -- вы всё-таки приходили за своим шестипенсовиком! Что же, получили ли вы его?

   Я сказал ей, что не получил, но так как я всё-таки встретил её, то значит прогулялся не зря.

   --  Правда, сегодня я уже видел вас,  -- продолжал я, -- утром, у дома Генерального прокурора. Мы смотрели на вас из окна самого верхнего этажа вместе с прокурорскими дочерьми.

   --  А я не видела вас, -- сказала она, -- у меня глаза хотя и большие, но плохо видят вдаль. Я только слышала пение в доме.

   --  Это пела самая старшая мисс Грант, мисс Джанет, -- отвечал я, -- она замечательно поёт и даже сама сочиняет музыку со стихами.

   --  Говорят, что они все очень красивы, -- заметила она, -- но старшая особенно талантлива.

   --  Они тоже находят вас красавицей, мисс Драммонд, -- отвечал я, -- и специально стояли у окна, чтобы посмотреть на вас.

   --  Жаль, что я так близорука, -- искренне вздохнула она, -- а то бы я их тоже увидела. Так вы были в доме? Вы, должно быть, приятно провели время с красивыми леди, слушая хорошую музыку?

   --  Вы ошибаетесь, -- отвечал я, -- я чувствовал себя так же неловко, как рыба на склоне горы, больше витая в своих собственных мрачных мыслях. Дело в том, что я скорее подхожу для общества грубых мужланов, чем красивых леди.

   --  Да, мне это тоже кажется очень похожим на истину, -- сказала она, и оба мы рассмеялись.