Поддельный шотландец. Дилогия (СИ)

Он по-прежнему лежал там, где упал, скорчившись, с вытянутой рукой и ногой; лицо его посинело, и казалось, он перестал дышать. Я испугался, не умер ли он случаем, принес воды из стоявшей у входа кадки и стал брызгать ему в лицо. Он начал приходить немного в себя, шевелить губами и хлопать веками. Наконец он увидел меня, и в глазах его появилось выражение смертельного страха.

— Ну, — сказал я, — попробуйте-ка сесть.

— Ты жив? — всхлипнул он. — Скажи, жив ли ты?

— Да, жив, жив, — отвечал я. — Хотя не вас мне за это благодарить. Уж вы-то сделали всё от вас зависящее, чтобы я сегодня помер.

Он стал тяжело дышать.

— Синий пузырек… — сказал он. — В шкафу синий пузырек. — Дыхание его все замедлялось. Астматик, что-ли?

Я подбежал к шкафу и нашел там синий пузырек с лекарством. Доза была обозначена на ярлыке, и я, насколько мог скорее, дал ему её выпить.

— Это все из-за сердца, Дэви: ведь у меня прескверное сердце, — сказал он, придя немного в себя.

Я подсадил его на табурет и взглянул на него. Правда, мне было немного жалко такого больного человека, но и слегка смешно. Что поделать, ценность человеческой жизни для меня с давних пор почти что пустой звук. Я, следуя логике сценария, задал ему несколько вопросов, на которые якобы желал получить ответ: зачем он мне лгал на каждом слове? Отчего он боялся, чтобы я не ушел от него? Отчего он не переносил воспоминаний о моём отце? Зачем он дал мне деньги, которые, наверное, я не имел права требовать? И, наконец, зачем он пытался погубить меня? Он слушал молча, потом разбитым голосом попросил меня позволить ему лечь в постель.

— Я завтра расскажу тебе всё, — сказал он, — ей-богу, расскажу.

Я честно выполнил его просьбу, однако запер его в комнате и спрятал ключ в карман. Затем, вернувшись на кухню, развел такой огонь, какого здесь, вероятно, не бывало уже много лет. Порывшись в запасах спиртного, нашёл вполне приемлемое по вкусу пойло и, любуясь огнем, накатил два раза по пол стаканчика. Затем закутался в плед, улегся на сундуках и заснул.

V

Ночью прошел сильный дождь, а на другой день подул резкий северо-западный ветер, гнавший рассеянные облака. несмотря на это, я до восхода солнца, пока ещё не исчезли последние звезды, пошел на берег быстрого глубокого ручья и искупался. Тело мое ещё горело от купания, когда я снова уселся у очага и, подбросив дров, начал серьезно раздумывать о своём положении.

Не было ничего проще, чем захватить поместье Шос в личное пользование. Но толку с этого приобретения? Нет, прежний Дэвид был бы не прочь провести всю свою оставшуюся жизнь в качестве мелкого землевладельца. Целыми днями бить баклуши. Охотиться, копаться в огороде и пытаться залезть под юбки окрестным крестьянкам, из тех, что помоложе и покрасивее. Но мне-то зачем такое счастье?

Я обхватил колено руками и, улыбаясь, смотрел в огонь. Воображение рисовало мне новые приключения и дальние страны. Здесь говорят, что иссендинский колдун смастерил зеркало, в котором можно было читать будущее. Оно, должно быть, было сделано из горящих углей, потому что среди образов и картин, рисовавшихся мне, были корабли, дикие и не очень горцы, запах пороха, свежепролитой крови и шелест водопадов в горах.

Потом я, крайне довольный собой, пошел наверх и освободил своего пленника. Он учтиво пожелал мне доброго утра, и я ответил ему тем же, пакостно улыбаясь с высоты своего превосходства. Вскоре мы уже сидели за завтраком так же, как накануне.

— Ну, сэр, — сказал я язвительным тоном, — что вы имеете мне сказать? — Не получив членораздельного ответа, я продолжал: — Я думаю, что нам уже пора понять друг друга. Вы принимали меня за деревенского простофилю, у которого ума и храбрости не больше, чем у деревяшки. Я считал, что вы хороший человек или, во всяком случае, не хуже других. Оказывается, что мы оба ошиблись. Что вас заставило бояться меня, обманывать меня, покушаться на мою жизнь?

Он пробормотал что-то про неудачную шутку и что он любит посмеяться. Затем, видя, что я по-прежнему ехидно улыбаюсь, переменил тон и стал уверять, что он все объяснит мне после завтрака. Я видел по его лицу, что он хотя и старался, но не успел ещё придумать новой лжи, и хотел сказать ему это, когда нас прервал стук в дверь. О, вот и первый вестник будущих приключений пожаловал.

Приказав моему дяде оставаться на месте, я отворил дверь и увидел на пороге подростка лет четырнадцати в костюме моряка. Едва он увидел меня, как начал, прищелкивая пальцами и притопывая в такт, выплясывать матросский танец, о котором я до сих пор не имел никакого представления. При этом он был весь синий от холода, и в его лице было какое-то жалкое выражение, нечто среднее между смехом и слезами, плохо вязавшееся с его показно веселыми манерами.

— Что хорошего, браток? — спросил он хриплым простуженным голосом.

Я степенно осведомился, по какому делу он сюда пришел.

— Дело? — переспросил он. — Мое дело — забава, — и начал фальшиво напевать:

В этом мое наслаждение в светлую ночь,

В лучшее время года.