Подъем Испанской империи. Реки золота

Тем временем Диего де Никуэса отправился к тому месту, которое Колумб назвал Верагуа, и к предполагаемым золотым россыпям; после некоторых испытаний его отряд высадился примерно в четырех милях к западу от залива Ураба, в Лас-Мисас – такое название было дано поселению потому, что здесь отслужили первую мессу на континенте Нового Света. Здесь Никуэса разделил свою экспедицию на две части – это никогда не считалось разумным шагом. Никуэса оставил основную часть своих людей и большую часть кораблей под командой своего кузена Куэто, еще одного идальго из Баэсы. Сам он, с единственной каравеллой и бригантиной под командованием некоего баска, Лопе де Олано, участвовавшего в мятеже Рольдана против Колумба в конце 1495 года, отправился на север с девятнадцатью спутниками в поисках «Верагуа». Шли они, как оказалось, наугад, хотя с Никуэсой был один из лоцманов, Педро де Умбрия, который ходил с Колумбом во время четвертого путешествия по тем же самым водам.

Прошли два месяца, в течение которых Куэто и его люди в Лас-Мисас ничего не слышал о Никуэсе. Они послали поисковый отряд, который обнаружил послание от Никуэсы, оставленное на дереве, где Никуэса сообщал, что с ним все в порядке. Потом отряд наткнулся на Лопе де Олано, который рассказал, что капитан ушел в одиночку на каноэ после горячего спора с одним из лоцманов по поводу местонахождения Верагуа. И если он не говорит сущую правду, добавил лоцман, то пусть ему снесут голову.

Тогда Куэто и Олано сами направились на север в поисках уже не Верагуа, а Никуэсы, и по дороге нашли на реке поселение, которое Колумб в свое время назвал Белем. К тому времени пришли новости о Никуэсе от его друга, Диего Риберы, который оставил его на острове, названном Эль-Эскудо, в нескольких милях от берега. За ним послали бригантину, и Олано теперь вообразил себя у власти и арестовал Никуэсу, когда тот прибыл в лохмотьях, голодный и больной. Но Гонсало де лос Рейес, капитан, человек милосердный, забрал его до выздоровления на вершину холма, возвышавшегося над местностью, которая потом стала известна как Номбре-де-Диос. Все эти путешествия, конечно, были для европейцев совершенно в новинку.

Теперь же вспомним, что Алонсо де Охеда дал оставшимся поселенцам колонии Сан-Себастьян-де-Ураба пятьдесят дней на ожидание после его отплытия на Эспаньолу{1126}. Командиром после себя он оставил сурового эстремадурца Франсиско Писарро, который задержался там дольше назначенного срока, – а потом, в сентябре 1510 года, отплыл в Санто-Доминго. Но в заливе Каламар, неподалеку от будущей Картахены-де-Индиас, он случайно встретился с кораблем, на борту которого находился географ Мартин Фернандес де Энкисо, бывший в составе первоначальной экспедиции Охеды. Они с Писарро вернулись в Сан-Себастьян, но увидели, что поселение вырезано индейцами. По предложению Васко Нуньеса де Бальбоа, хитроумного конкистадора из Хереса-де-лос-Кабальерос, который тайком проник на корабль Энкисо в Санто-Доминго, чтобы сбежать от кредиторов{1127}, они пошли в Дарьен, который Бальбоа знал, побывав там в 1501 году с Родриго де Бастидасом. Несмотря на сопротивление индейцев сину, эти трое конкистадоров, Писарро, Нуньес де Бальбоа и Фернандес де Энкисо, основали там город Нуэстра-Сеньора-де-ла-Антигуа – в заливе Ураба, в устье реки Атрато, на территории будущей Колумбии{1128}.

Основание этого нового поселения было ошибкой. Мартир на основе позднейших разговоров с теми, кто побывал там, писал:

«Место выбрано плохо, оно куда более нездоровое и тлетворное, чем Сардиния. Все колонисты бледны, словно страдают желтухой. И это не вина одного климата, ибо во множестве других мест, расположенных на той же широте, климат здоровый и приятный. Чистые ключи бьют из земли, и быстрые реки текут в незаболоченных берегах. Местные жители, однако, строят поселения не в долинах, а на холмах. Колония на берегах Дарьена стоит в глубокой долине, окруженной высокими холмами, причем расположена она так, что прямые лучи солнца бьют туда в полдень и отражаются от гор со всех сторон, когда солнце садится, отчего это место становится невыносимым. Солнечные лучи особенно жестоки, когда отражаются. Нездоровость этого места еще более усиливается зловонием болот, окружающих его. Честно говоря, весь город стоит на болоте. Когда рабы сбрызгивают полы в домах водой, отовсюду лезут жабы. Тут даже хорошей гавани нет… поскольку от залива город отстоит на три лиги и ведущая туда дорога трудна…»{1129}

И все же это была испанская колония в далеком неведомом краю. Какая отвага, какая решимость требовались, чтобы основать такое поселение!