Подъем (СИ)

Порой, мы бездумно совершаем поступки, способные ранить дорогих нам людей. Таимся, недоговариваем, увиливаем от ответа, ошибочно полагая, что тем самым стараемся защитить близкого человека от лишних нервов и душевных терзаний. Я не сказала Сереже о разговоре с Медведевым. Промолчала, вместо того, чтобы поведать ему, что он подвез меня к дому свекрови. К дому, где я когда-то встречала утро и провожала рассветы, чувствуя на теле горячие пальцы Андрея. В череде совершенных мной промахов, этот станет роковым. Но сейчас я не задумываюсь о последствиях, не пытаюсь предугадать, во что выльется Сережино негодование, если Светлана Викторовна все же поведает ему о незнакомом брюнете, из чьей машины я вышла к ней навстречу. Я просто сижу на диване, забросив гудящие ноги на колени супруга, и закрыв от удовольствия веки, наслаждаюсь его бархатным голосом и стуком пальцев по клавиатуре его рабочего ноутбука. С недавних пор он надевает очки, жалуясь, что от бликов монитора к вечеру его глаза нещадно режет, словно кто-то бросил ему в лицо горсть сухого песка.

— Сереж, — вяло шевельнув пальцами своей руки, заброшенной на диванную подушку, обращаюсь к нему немного хриплым осипшим голосом. — Как думаешь, твоя мать предъявит ей счет?

— Не знаю, — прокручивая колесико мышки, он бегло изучает какой-то документ, отражающийся в оптических стеклах оправы. — Это ее вина, так что было бы правильно возместить.

— Мне ее жаль. И потом, это Катя набрала ванну…

— Зачем она, вообще, оставляет ее одну?

— Обычно, с ней сидит Нинина сестра. И потом, Катя вполне вменяемый ребенок. Просто немного рассеянная. Даже не представляю, чем Нина будет оплачивать ремонт. Может быть, дать ей кредит и удерживать какую-то часть зарплаты?

Сергей отвлекается от дел, поворачивается ко мне и внимательно смотрит, при этом поглаживая мою ступню. Он красив. С каждым годом его черты все больше и больше завораживают меня своим магнетизмом, и я неосознанно улыбаюсь, желая коснуться пальцем его переносицы, чтобы разгладить ненавистную складку между бровей, возникающую всякий раз, когда мой муж задумается над чем-то серьезным.

— Знаю. Я слишком добра, милосердна, наивна, — присаживаюсь и загибаю пальцы перечисляя все то, в чем он не раз меня упрекал. Пользуясь отсутствием в комнате детей, уже мирно спящих в своих кроватях, я отставляю в сторону компьютер, чтобы забраться на колени мужа. — Давай, устроим отпуск? Оставим детей бабушкам и хотя бы неделю поживем для себя?

— Удивительно это слышать от женщины, которая по десять минут торчит у двери спальни, наблюдая, как спят ее дети. Наверное, ты простудилась, пока помогала квартирантке вытирать полы…

— Нет, я просто устала. Хочу ни о чем не думать, лежать на солнце и читать книги. Старею?

— Нет уж. Мне нравится думать, что моя жена еще ничего, — целуя мои губы, Сергей улыбается, и, устало вздохнув, зарывается лицом в мою шевелюру. — А вот я, кажется, сдаю. Ты замечала, что мои волосы на висках поседели?

— Где? — отстраняюсь и начинаю судорожно перебирать пряди, в надежде развеять его страхи о маячащей на горизонте старости. — Ничего нет. Разве, что только один, — сверкая улыбкой, демонстрирую ему свою находку.

— Твой мужчина разваливается, дорогуша. Так что не время для твоих ужимок…

— Для меня ты будешь самым красивым, даже с проплешиной на затылке, — обхватив его щеки руками, утыкаюсь своим лбом в его. — Такой невероятный мужчина хорош в любом своем проявлении.

И это действительно так. Оглядываясь назад, я жалею лишь об одном: на протяжении долгих лет я растрачивала свою нежность совсем не на того, кто был этого воистину достоин…